— Ты получила ответ? — В его глазах пылал огонь, и восторг, и радость. — Боже мой, малышка, как я люблю тебя. Да, ты нужна мне. Обожаю тебя, хочу тебя. И я согласен на любой выход из положения, лишь бы нам быть вместе сколько удастся, но чтобы не повредить тебе, или… или… — Она кивнула, поняв, что он избегает называть Джона Генри по имени. — И вот… — Он снова встал, пересек кухню, открыл ящик и выудил оттуда одинокий ключ. — Это ключ от дома, дорогая, и я прошу тебя находиться здесь при любой возможности, сколько тебе захочется, есть я тут или нет. — Слезы навернулись ей на глаза, он нежно обнял ее, и вскорости они побрели снова наверх. Ключ от дома лежал у нее, в кармане халата, во взгляде светилась улыбка, какой не бывало до сей поры. Такого счастья Рафаэлла в жизни не знала.
Следующие три часа они провели, предаваясь любви вновь и вновь, наконец, когда они лежали рядом, не совсем еще насытясь друг другом, но в бесконечной удовлетворенности, Рафаэлла удивленно дернулась, услыхав телефонный звонок. Алекс поморщился на этот звук, пожал плечами, затем поднял трубку, лениво сев на постели. И тут, слушая, он стал морщиться все сильней, безотчетно поднялся, не выпуская телефон, с отпечатком ужаса на лице.
— Что?… Когда?… О, Господи. Как она? — Брови были сжаты, рука дрожала, когда он нащупывал ручку. Разговор дальше представлял собой несколько минут обрывочные сдавленные звуки, потом Алекс повесил трубку и с тихим стоном спрятал лицо в ладонях. Рафаэлла испуганно глянула на него. В голову ей пришло одно: что-то случилось с его матерью.
— Алекс… — заговорила она робко и нежно, — милый… что такое? Что произошло?… Скажи мне… ну пожалуйста… — Ее руки нежно легли ему на плечи, потом она мягко погладила его по голове, по шее, а он начал плакать. Словно долгий час миновал, пока он поднял на нее свой взгляд.
— Это с Амандой, моей племянницей, — хрипло вырывались слова. Затем, с огромным усилием, изложил он ей подробности. — Она изнасилована. Ее только что обнаружили. — Он глубоко вздохнул, на секунду закрыл глаза, прежде чем продолжать: — После праздничного обеда она к вечеру пошла на каток… одна… в парк и… — Голос дрогнул. — Рафаэлла, она вся избита. Руки сломаны, и моя мать сказала, что… — Он не скрывал слез, высказывая остальное. — Все лицо разбили, и… — перешел он на шепот, изнасиловали… маленькую Мэнди… — Не было сил продолжать, Рафаэлла обняла его и сама расплакалась.
Лишь часом позже они несколько опомнились, и она приготовила ему чашку кофе. Алекс, сидя на кровати, мелкими глотками выпил его, закурил сигарету. Рафаэлла следила за ним, озабоченно насупясь.
— Ты сможешь к ночи успеть на самолет? — Глаза ее расширились, потемнели, увлажнились, лицо словно излучало магический внутренний свет. И оно вдруг будто сняло его гнев, вся ярость улетучилась, просто потому, что рядом была Рафаэлла. Не отвечая на ее вопрос, он подался к ней, заключил в объятья, такие крепкие и долгие, словно намеревался никогда их не разнимать. Так они лежали какое-то время, Рафаэлла осторожно поглаживала его рукою по спине. Оба молчали. Потом он осторожно высвободился, еще раз посмотрел ей в глаза:
— Ты поедешь со мной в Нью-Йорк, Рафаэлла?
— Сейчас? — Она обмерла. Среди ночи? Что она скажет домашним, Джону Генри? Как можно ей уехать с ним? У нее не было раньше возможности подготовить это. Мысли метались. С отчаянием во взгляде отвечала Рафаэлла на его вопрос: — Алекс… Я бы хотела… Я не против. Но не смогу. — И так уж она совершила нынче вечером немалый шаг. И еще не готова на большее. Нельзя же внезапно оставить Джона Генри.
Он медленно кивнул:
— Я понимаю. — И обернулся к той женщине, которую позаимствовал, которая принадлежала не ему, а другому, но которую он так полюбил. — Наверно, пробуду там некоторое время. — В свою очередь кивнула она. Безумно хотелось отправиться с ним, но обоим было ясно, что этого она не сможет сделать. Ей оставалось бессловесно прижимать его к себе, утешая по возможности.
— Мне жаль, Алекс.
— И мне. — Он несколько пришел в себя. — Сестрицу мою высечь надо за то, как она следила за своей дочкой.
— Ее ли то вина? — Рафаэлла была поражена.
— Отчего девочка была одна? Есть у нее мать, черт возьми? И где был отец?… — Алекс вновь разрыдался, Рафаэлла обняла его с новой силой.
Трижды в ночь звонили они в больницу, и Аманда числилась по-прежнему в критическом положении, когда Рафаэлла в конце концов двинулась домой. Уже было больше половины пятого, оба находились в изнеможении, но Рафаэлла еще помогла ему уложить вещи. Долго сидели они и беседовали, уставясь на огонь. Алекс вспоминал, какой была Аманда в раннем детстве. И Рафаэлле стало ясно, сколь он любит свою племянницу, и как горько ему, что издавна у родителей не находилось времени заниматься ею.
— Алекс… — в задумчивости обратилась она к нему, освещенному камином. Это был единственный свет, остававшийся в темной комнате. — Почему бы не перевезти ее сюда, когда ей полегчает?