— Я тоже не люблю оставаться одна, и меня это бесит. Но ты иногда бесишь сильнее.
— Буду водить компанию с кошками, — улыбнулся Эрнест.
— Хорошо, только не спи вместе с ними на полу, Клоп. Это вредно для твоей спины.
— Буду читать им твои письма. Когда ты будешь писать из Лондона и потом откуда-нибудь еще, а я забуду наш секретный код, то попрошу кошек напомнить его мне.
— Но ты смотри и правда не забудь.
— Если повидалась с Робертом Капой, значит ты в Африке, — сказал Эрнест. — А если упомянешь Херба Мэттьюса — то в Испании.
— В Италии.
— Я тебя проверял, миссис Бонджи.
— И ты приедешь, если с этой подлодкой будет покончено до моего возвращения?
— Боюсь, что вряд ли. В этот раз мы, как только получим приказ, будем патрулировать море два или три месяца. Ты же не пробудешь там так долго.
— А если пробуду?
— Тогда конечно. Если охота на субмарину закончится раньше, чем ты заберешься обратно ко мне в постель, я прилечу в Лондон, влезу через окно в твой номер и буду любить тебя, как сумасшедший.
Приехав в Нью-Йорк, я почувствовала себя разжиревшей, обрюзгшей и старой. Чтобы избавиться от этих малоприятных ощущений, я прошлась по врачам, проколола курс витаминов и заглянула к дантисту. Я отремонтировала туфли, чтобы они стали крепче и соответствовали условиям военного времени. Подстриглась и покрасила волосы в светло-каштановый цвет, как хотел Эрнест, именно такие были у Марии из романа «По ком звонит колокол». Светская жизнь Нью-Йорка показалась мне скучной, а вот когда Патрик приехал из школы-пансиона, это было весело.
С книгой, которую я в итоге решила назвать «Лиана» — по имени главной героини, — все продвигалось быстро и гладко. Ну разве что меня немного расстроили предваряющая выход романа заметка, где меня называли не иначе как жена Эрнеста Хемингуэя, и фотография для обложки, на которой я выглядела настолько же старой, насколько себя ощущала. Но все эти мелочи не имели особого значения на фоне по-настоящему важных событий: «Лиану» обсуждали в «Книге месяца», а на студии «Парамаунт пикчерз» поговаривали о возможной экранизации. И Театральная гильдия тоже проявила интерес к роману, вот только их надменная импресарио «Я-знакома-со-всеми-важными-людьми-так-что-послушайте-меня» покровительственным тоном заявила, что моя «межрасовая история любви» не найдет отклика у публики, если я не сделаю главную героиню белой, причем сказала это с такой уверенностью, что мне захотелось натереть ей рот острым перцем.
Прошли уже три недели сентября, а мои бумаги для поездки в Европу до сих пор еще не были готовы. Я переехала из «Беркшира» в более дешевый «Глэдстоун», свила в номере гнездышко и украсила его фотографиями Эрнеста, кошек и «Финки». Я так тосковала по мужу, что все наши ссоры больше ничего для меня не значили. Это были всего лишь жалкие обломки, выброшенные на берег после моего растянувшегося на долгие месяцы плавания в море нового романа и его долгого плавания в настоящем море.
Я стала уезжать на уик-энд в Вашингтон. По субботам Рузвельты приглашали на ужин гостей, и в итоге я перезнакомилась со всеми послами в городе. А по воскресеньям миссис Рузвельт лично готовила на ужин омлет.
Мы с Эрнестом регулярно обменивались любовными письмами. Я почти сразу, как приехала в Нью-Йорк, посмотрела «По ком звонит колокол» и заверила Хемингуэя, что критики пишут полную ерунду: картина вовсе не напичкана политикой, как они утверждают. Главные герои, которых играют красавец Гэри Купер и прекрасная Ингрид Бергман, просто очень хорошие люди, а фашисты именно такие, какими и должны быть все отрицательные киногерои. Да, фильм получился длинный, но это потому, что он рассказывает о важных вещах. И если бы зрителям разрешали курить в зале, то никто бы и не подумал, что три часа — это долго. Только вот режиссер напрасно использовал не черно-белую, а цветную пленку. Из-за этого все (грим, декорации) выглядело немного ненастоящим. Но это была дань моде, зрители тогда рвались на цветные фильмы, а Ингрид Бергман в роли Марии с короткими светло-каштановыми волосами и синими-синими глазами выглядела просто потрясающе.
Эрнест написал, что рад за фильм и что я лучший судья, чем все эти вшивые кинокритики. Он много рассказывал о Бамби, который теперь уже был лейтенантом военной полиции и приезжал к отцу в отпуск из Мичигана, со своего первого места службы в Форт-Кастере. После отъезда сына Эрнест пожаловался, что так сильно скучает по нему и по мне, что боится умереть от тоски. Я ответила, что не могу стать причастной к такой болезненной смерти и что мне тоже грустно и одиноко, что он для меня важнее всего на свете и, если он действительно не в силах перенести нашу разлуку, я откажусь от предложения «Кольерс» и вернусь к нему. Но Хемингуэй по-прежнему все еще ждал разрешения снова выйти патрулировать на «Пилар», причем на этот раз они должны были базироваться в Гуантанамо.