Прекрасные изгнанники

Я пересказала ему историю, которую услышала в Лондоне от поляков: о подпольных школах, где учителя, нарушая запрет, обучали сто тысяч еврейских детей, хотя прекрасно понимали, что если их поймают, то неминуемо расстреляют. Написала о четырнадцатилетних подростках, которые работали на заводах, чтобы взрослые мужчины могли пойти воевать. О беженцах из Дании, с которыми познакомилась в одном лондонском клубе. О медиках из ожогового отделения в Сассексе, которые отчаянно пытались спасти солдат и мирных жителей — жертв бомбардировок от судьбы Рэйвена. Я искренне радовалась, что мне представился шанс записать эти потрясающие истории, но, за редким исключением, их нельзя было назвать военными репортажами. И даже материал о летчиках из Линкольншира скорее напоминал пятиминутное интервью на бегу, когда нет возможности сесть и спокойно поговорить, задать вопросы и попытаться во всем хорошенько разобраться. Правда, цензоры все равно наверняка бы вымарали из моей статьи самые глубокие и честные фрагменты, но я хотя бы попробовала написать ее так, как считаю нужным.

Я регулярно отправляла Эрнесту нежные, наполненные любовью письма, постоянно упоминала, что все спрашивают о нем. Я соглашалась с тем, что он приносит больше пользы там, где сейчас находится. Но приедет ли он, если ситуация изменится? Хемингуэй понимал войну лучше, чем кто бы то ни было. И писал о ней лучше всех, никто не видел ее так ясно, как он. Я даже предложила ему сделать серию репортажей для «Кольерс». Мне было плевать, что это могло пошатнуть мои позиции в журнале. Я была готова на любые жертвы, лишь бы только убедить Эрнеста в том, что он тоже должен принять во всем этом участие.

В январе вышла «Лиана». Правда, с экранизацией романа и постановкой в театре ничего не получилось, зато отзывы были все как один доброжелательные. В «Вашингтон пост» заметили, что я достигла зрелости как художник. В «Нью-Йорк геральд трибьюн» отметили, с каким благородством я пишу о «пылкой и знойной страсти». И никто ни словом не упомянул о смешанных браках, никто не нашел ничего дурного или странного в том, что моя героиня — мулатка.

В середине месяца пришло очередное письмо от Эрнеста: он писал, что задраит «Пилар» и приедет в Лондон сразу после того, как закончится патрулирование. Я ответила, что уезжаю из Лондона «навестить Херба Мэттьюса». Если найду пилота, который согласится контрабандой перевезти меня в Алжир, где я остановлюсь у посла-в-ожидании, с которым меня познакомила Джинни, и повидаюсь с Бамби (тот обещал приехать туда в увольнение на выходные). Из Северной Африки я могла переправиться в Италию, где высадившиеся еще в сентябре войска союзников пытались сломить ожесточенное сопротивление противника. Но я могла бы вернуться в Лондон, или он мог бы «поехать вместе со мной в гости». Если Эрнест даст мне знать, я все организую к его приезду. Еще никогда в жизни я не была так счастлива.

Италия

Февраль 1944 года

На горных дорогах Италии, которые напоминали «американские горки» и, казалось, никогда не перестанут осыпаться, я старалась уклониться от встречи с американскими офицерами, отвечавшими за связи с прессой. Если бы выяснилось, что я приехала сюда, чтобы сделать репортаж, дело бы закончилось немедленной отправкой домой. Но я обрела покровителя в лице офицера из французского транспортного отдела. Он возил меня от одних завалов из камней к другим. Когда-то эти руины были очаровательными итальянскими деревушками. Вокруг нас постоянно взрывались мины. На обочинах дорог стояли остовы сгоревших грузовиков, лежали трупы животных, и повсюду валялись окровавленные бинты. Мы ненадолго присоединились к полку солдат с Сардинии, которые везли на фронт припасы для бойцов антигитлеровской коалиции, а обратно — привязанные к спинам мулов тела убитых. Посетили палаточный госпиталь, провели ночь в погребе вместе с американским майором и французским врачом, поужинали солдатским пайком и послушали музыку, которую передавали по радио из Берлина. Мы увертывались от снарядов германских батарей и наблюдали за тем, как самолеты союзников бомбят Монте-Кассино. Я пыталась разыскать Джинни, которая бросила работу в Лондоне и нашла тропинку на передовую, где сражались американские войска. Но она, как и я, а может, и больше, опасалась встречи с военной полицией. И все это время я писала, чертовски много писала, хорошо, как никогда прежде. Это были репортажи об отважных ребятах, достойных того, чтобы им посвящали первые полосы газет, о настоящих героях, которые заслуживали того, чтобы о них узнали, чтобы им аплодировали, всячески их поддерживали и помнили о них.