Прекрасные изгнанники

— Ты имеешь в виду помощника военного атташе из посольства Великобритании?

— Именно. Я все устроил через него, как ты и посоветовала. И, как я уже говорил, материал будет о пилотах британских ВВС — опять же как ты и предлагала, Марти.

— О ночных рейдах в Германию.

— Ты сама подсунула мне эту чертову тему! Я не хотел никуда уезжать, я хотел остаться здесь. Но нет, ты должна любой ценой настоять на своем. Что ж, теперь можешь быть довольна: я все делаю по-твоему, отправляюсь в Лондон.

— Но ты мог бы предложить этот материал кому угодно. Заключить контракт с Североамериканским газетным альянсом, например. Ты можешь без труда получить любую работу, какую только захочешь.

— Ты же сама предложила, чтобы я написал серию репортажей для «Кольерс». А я, между прочим, уже почти семь лет не занимался журналистикой.

Он твердил одно и то же: говорил, что не может отказаться от задания, на которое уже согласился, что это была моя инициатива и я не могу этого отрицать. А сам он, видит Бог, совершенно не стремился получить эту работу.

— В общем, двадцать третьего апреля я вылетаю в Нью-Йорк, — сказал Эрнест. — Билеты уже куплены.

— Двадцать третьего апреля? — повторила я.

— Ты ведь не успокоишься, пока меня не убьют на войне. Радуйся, я улетаю на войну и делаю это ради тебя. Отец троих детей бросает их на произвол судьбы просто потому, что его жена окончательно спятила. Но ты же не оставишь меня в покое, пока я этого не сделаю, так что я купил нам билеты до Нью-Йорка, а оттуда себе до Лондона, чтобы там погибнуть.

Купил нам билеты. Значит, мы полетим вместе. Эрнест просто хотел прояснить ситуацию, а теперь прояснил, и все в порядке. Я ведь именно об этом его и просила. Мы вместе летим на войну и там снова будем счастливы вместе.

Конечно, надо было придумать, как я попаду из Нью-Йорка в Лондон. Вернувшись в Европу, я все еще могла работать на «Кольерс», пусть и не в качестве военного корреспондента. Но Эрнеста, естественно, не волновало, как я доберусь до столицы Великобритании. Он нашел себе место в гидросамолете, который летел в Шаннон, а оттуда в Лондон. Перелет был организован военными, и Эрнест заверил меня в том, что женщину они на борт ни в коем случае не возьмут.

Заселившись в отель в Нью-Йорке, мы первым делом внесли мое имя в список пассажиров, желающих в ближайшее время вылететь в Лондон. Билет заказали на фамилию Хемингуэй, а не на Геллхорн, решив, что это может сыграть свою роль. Но рейсов было мало, а меня отодвигали все дальше вниз по списку, уступая место тому, у кого имелись более веские причины оказаться на борту, чем у жены мистера Хемингуэя. Да и куда торопиться? Было ясно как день: женщин не допустят освещать высадку англо-американских войск во Франции, когда бы это грандиозное событие ни случилось. Говорили, что даже знаменитой журналистке Хелен Киркпатрик и той отказали.

Я поехала на неделю в Вашингтон, в Белый дом, якобы для того, чтобы попросить Рузвельта замолвить за меня словечко. Эрнест был очень занят, и я сказала, что он, конечно, должен остаться в Нью-Йорке. На самом деле мне бы даже в голову не пришло беспокоить президента по такому незначительному вопросу. Просто мне хотелось снять напряжение от постоянной необходимости ходить со счастливым лицом. Но Клоп все еще любил меня, и я это знала. И я тоже любила его, и, возможно, мы не ошибались друг в друге. Возможно, просто у нас выдался непростой период. Эрнест испытывал стресс из-за того, что его жена долгое время находилась в Лондоне, где каждый день гибнут под бомбами люди, а я была в панике, что могу пропустить начало новой фазы войны — освобождение Франции.

Я вернулась в Нью-Йорк в конце апреля, написала миссис Рузвельт о том, что хорошо отдохнула и уик-энд пошел мне на пользу. Заверила ее, что если даже и не попаду во Францию вовремя, то ничего страшного: Эрнест мне обо всем потом расскажет. Хотя на самом деле единственное, что заставляло меня по утрам поднимать свою жалкую задницу с постели, — это как раз желание добраться до Европы и собственными глазами увидеть историческое событие. Но никто не стал бы помогать женщине получить работу ее супруга. Даже в глазах первой леди я увидела немой укор. А если уж она так думала, то и другие подавно, особенно после того, как Клоп рассказывал всем и каждому в пределах досягаемости о том, что я была такой хорошей женой, что сама — и это было близко к правде — позаботилась о том, чтобы он поехал в Лондон вместо меня.