Он хотел прибавить шагу, но дорога не дала ему такой возможности. Обливаясь потом, Дойл присел отдышаться; тотчас накинулись полчища мстительных комаров и согнали его с места.
Лощина сужалась и виляла все пуще, идти становилось все труднее.
За очередным поворотом путь оказался перекрыт — между двумя толстыми деревьями, выросшими на крутых берегах, образовалась настоящая плотина из туго сплетенных между собой ветвей и лоз.
Пробраться через этот заслон не представлялось возможным. Он протянулся не меньше чем на тридцать футов — сплошная стена, полностью перекрывшая русло, высотой от восьми до пятнадцати футов, а за нею валуны, и щебень, и грязь, нанесенные кипучими ливневыми потоками.
Хватаясь за что попало руками, ногами копая ямки для опоры, Дойл карабкался на обрыв. Ему удалось добраться до края препятствия. Там густо росли кусты, и пришлось сквозь них протискиваться, превозмогая боль в конечностях. Дойл отломил увесистую ветку с листьями, чтобы дать отпор зудящим комариным эскадрильям.
Потом он сидел на краю обрыва, тяжко, судорожно дыша и дивясь тому, что ухитрился влипнуть в столь невероятную ситуацию. Это совсем не его тарелка, не из того он теста вылеплен, чтобы подвергаться столь суровым испытаниям. Его представления о природе никогда не выходили дальше ухоженного городского парка.
Но вот он здесь, в этих диких дебрях, пробирается по неведомым холмам туда, где, возможно, растут денежные деревья. Ряды и ряды денежных деревьев.
— Ни ради чего, кроме денег, — сказал он себе, — я бы на такое не пошел.
Дойл обернулся и вгляделся в стену из ветвей и лоз, и с удивлением обнаружил, что ее толщина всего-то фута два, причем повсеместно. И обращенная к вершине холма сторона ровная и гладкая, словно отшлифованная, хотя нигде не видно следов применения инструментов.
Он напряг глаза, и стало понятно, что это не случайное скопление валежника, за многие годы принесенного рекой. Это живые растения, переплетенные так прихотливо, что кажутся одним целым… Это и есть одно целое, и оно было таковым еще до того, как уперлось краями в деревья!
«Вот интересно, кому по силам такое проделать? — подумал Дойл, восхищенно качая головой. — Это какие же надо иметь терпение, целеустремленность и мастерство!»
Ему доводилось слышать о том, что индейцы делают запруды для ловли рыбы, сплетая друг с другом кусты. Но этот ручей давным-давно высох, да и индейца не встретишь на сотни миль окрест.
Он попытался рассмотреть узор плетения и убедился, что нет никакого узора. Все свилось-перевилось совершенно хаотично, срослось в одну непроницаемую массу.
Мало-мальски отдышавшись и восстановив силы, Дойл пошел дальше, преследуемый тучей голодных комаров.
Лес уже редел, сквозь кроны тут и там проглядывало синее небо. Сделался поположе склон. Дойл хотел было побежать, но изнуренные мышцы бурно запротестовали, и он продолжил движение полушагом-полутрусцой.
Он достиг почти горизонтальной поверхности и наконец выбрался на поляну, которая плавно взбиралась к округлой травянистой макушке холма. Здесь, уже не сдерживаемый лесом, дул западный ветер, он прогнал комаров, остался лишь крошечный роек самых упорных.
Дойл достиг вершины и распластался на траве, пыхтя, как выдохшийся от бега пес.
Впереди, не далее чем в сотне ярдов, виднелась ограда фермы Меткафа.
Сияющей металлической змеей она тянулась через покатые холмы и овраги. А перед ней стелилась широкая лента растительности в пояс высотой — зеленовато-серебристая под жгучим солнцем трава. Как будто кто-то вспахал полосу земли и засеял ее в надежде на урожай. Дойл щурился, вглядываясь в растения, но они были слишком далеко — не распознать.
Еще дальше на гряде холмов лоснились красные крыши в окружении пышных древесных крон, а к западу от построек виднелся сад: аккуратные ряды.
Только ли в воображении причина того, подумал Дойл, что силуэты этих деревьев похожи на силуэт дерева, увиденного им ночью в саду при городском доме Меткафа? А еще того, что эти деревья кажутся чуть зеленее других и что это зелень новехоньких купюр?
Он лежал на траве, и ветры пальца теребили мокрую от пота рубашку. В голову лезли мысли о законности растущих на деревьях денег. Они ведь не могут считаться фальшивыми, поскольку образовались сами, а не были изготовлены. И если эти купюры абсолютно идентичны легальным, которые печатает правительство, кто и в каком суде докажет, что они ненастоящие? Дойл слабо разбирался в законах, но был уверен, что ни в одном кодексе не найдется статьи на такой вот случай. Слишком уж он, этот случай, фантастичен, чтобы законодатели могли его предусмотреть.