Преображение мира. История XIX столетия. Том I. Общества в пространстве и времени

Только если вынести урбанизацию из хронологических рамок XIX века и освободить ее от слишком тесной связи с «эпохой модерна», можно определить место этого столетия в долгой истории городского развития[951]. Тем самым ставится под вопрос и монополия Европы на урбанизацию. Как город не есть европейское изобретение, так не является им и большой город. На протяжении преобладающей части документированного периода истории мира самые многонаселенные города находились в Азии и в Северной Африке. Вавилон предположительно уже около 1700 года до н. э. перешагнул отметку в 300 тысяч жителей. Город Рим времен Римской империи, имея больший объем населения, чем даже крупнейшие китайские города того времени, был единственным в своем роде, исключительным случаем. Он воплощал только себя самого, а не «Европу». Рим во II веке нашей эры достиг миллионной границы числа жителей, в то время как Пекин добрался до нее только в конце XVIII века, а Лондон – в первые годы XIX века[952]. Императорский Рим был уникальным городом в истории человеческих поселений. Он не стоял на вершине многоступенчатой пирамиды европейских городов, а словно парил над рассеянными по миру поселениями. Только столица Византии, которая также не имела четко выстроенной иерархии городов, достигла размеров города мировой величины в период своего расцвета, то есть незадолго до катастрофы Четвертого крестового похода в 1204 году.

В общем, имеющиеся данные о населении городов незападного мира вплоть до конца XIX века базируются на зыбкой почве, причем в еще большей степени, чем в случае приблизительной оценки числа жителей европейских и американских городов. Еще в 1899 году отец сравнительной городской статистики Адна Феррин Вебер лаконично заметил, что Османская империя полна городов, но только самые крупные из них «известны статистикам, да и то в недостаточной мере»[953]. Из этого следует, что приведенные ниже данные не следует воспринимать иначе, как обоснованные предположения. Чем больше город, тем выше была вероятность того, что у путешественников и иных комментаторов возникала потребность в оценке численности его жителей. Отсюда появляется по крайней мере общее представление о масштабах населения в крупнейших (в различных временных сечениях) городах мира.

На рубеже XIII–XIV веков из всех европейских городов только Париж входил в десятку крупнейших городов мира. Он занимал шестое место после Ханчжоу, Пекина, Каира, Кантона и Нанкина, а за Парижем следовали Фес, Камакура в Японии, Сучжоу и Сиань[954]. Из этой десятки шесть городов находились в Китае, первые точные известия о котором были доставлены в Европу в это время путешественником Марко Поло. На рубеже XVII–XVIII веков картина изменилась. Как следствие развития исламских империй в раннее Новое время, теперь на первом месте стоял Стамбул, Исфахан – на третьем, Дели – на седьмом, а Ахмадабад, расположенный также на территории индийской империи Моголов, – на восьмом месте. На четвертое место поднялся Лондон, лишь ненамного опередивший Париж, который занял пятое место. В списке ведущих мировых городов эти два города были единственными представителями Европы. Парижу никогда уже не удалось догнать Лондон. Пекин оставался вторым по величине городом мира. Заключительные позиции в ведущей десятке заняли города Японии, пережившие стремительное развитие в мирное время правления сёгунов Токугава: Эдо, Осака, Киото[955].

На рубеже XVIII–XIX веков общая картина соотношения сил среди многонаселенных городов мира изменилась лишь незначительно[956]:

1) Пекин – 1 100 000;

2) Лондон – 900 000;

3) Кантон – 800 000;

4) Стамбул – 570 000;

5) Париж – 547 000;

6) Ханчжоу – 500 000;

7) Эдо (Токио) – 492 000;

8) Неаполь – 430 000;

9) Сучжоу – 392 000;

10) Осака – 380 000.