По всей Америке революции, направленные на обретение колониями независимости, имели два фундаментальных последствия, по крайней мере в тенденции: подданные стали гражданами, а структура старых иерархических обществ пошатнулась[676]
. Из колониального плюрализма в Северной Америке и в испаноязычной Америке возникли разные политические ландшафты: на юге – еще большее разнообразие, усиленное суверенитетами национальных государств; на севере – федеративное государство, основной динамикой которого была территориальная экспансия на запад и на юг, в том числе за счет Мексики и испаноязычной центральноамериканской цивилизации в целом (Испано-американская война 1898 года относится к этому же комплексу событий). В обоих случаях рядом продолжало существовать крупное государство, не затронутое революцией: на юге это была империя (с 1889 года – республика) Бразилия, на севере – британский доминион Канада. Ни на севере, ни на юге политическая революция не привела сразу к стабилизации, однако условия для этого больше благоприятствовали на севере: Война за независимость США не была одновременно и гражданской войной, не было там и северного эквивалента pardos – многочисленного слоя свободных цветных людей, чью лояльность временами пытались приобрести как республиканцы, так и роялисты[677]. На севере существовали четкие границы между белыми, с одной стороны, и индейцами и чернокожими – с другой: национальная политика оставалась политикой белых и для белых. На юге, где колониальное государство назначило гражданам разные правовые статусы на основании оттенков кожи, раскол прошел по более сложным линиям. На севере сохранялся более четкий баланс городского и сельского населения, в то время как военное время на юге привело к «рурализации власти»[678]. В последующие десятилетия североамериканская подвижная граница – фронтир – способствовала определенной демократизации землевладения. В Южной Америке, напротив, землевладельческие олигархии монополизировали власть, оказывая влияние на соответствующую национальную политику сильнее, чем это удавалось аграрным силам в США, даже на пике влияния Юга перед Гражданской войной.Одним из больших достижений молодых США, не повторившихся на Юге, стало отсутствие милитаризации и милитаризма. Вооруженная нация
революционного периода не превратилась в военную диктатуру. Независимые военные силы типа каудильо не приобрели большого значения. В отличие от Южной Америки и части Европы, Северная Америка не стала континентом военных переворотов[679]. Многие государства Испанской Америки пришли к внутреннему миру только в 1860‑х или даже 1870‑х годах, что также стало следствием усиления интеграции в мировую экономику[680]. Если и выделять что-то вроде пиковой фазы политической стабильности в Центральной и Южной Америке, то это три десятилетия между 1880 годом и началом Мексиканской революции 1910‑го. В США высокая степень послереволюционной стабилизации была достигнута в те годы, когда борьба Латинской Америки за независимость еще только начиналась. С избранием третьего президента, Томаса Джефферсона, в 1800 году США вступили в период своей консолидации[681]. Отчасти эта консолидация была обманчивой или временной. Прежде всего, оставались нерешенными два вопроса. Первый: как два совершенно разных типа общества – южное рабовладельческое и северный капитализм, основанный на свободном наемном труде, – могут сосуществовать в одном государстве; и второй вопрос: как интегрировать новые штаты, не нарушая тонко сбалансированного конституционного равновесия. Гражданская война, начавшаяся в 1861 году, не стала полной неожиданностью. В ретроспективе она кажется гораздо более «неизбежной», чем, например, Первая мировая. В начале Гражданской войны существовали нерешенные проблемы, унаследованные от революционного периода. Только потому, что отцы-основатели не решили вопрос о рабстве, в конце 1850‑х годов еще можно было всерьез призывать к возобновлению запрещенной в 1807 году работорговли с Африкой, а такой благоразумный политик, как Авраам Линкольн, был убежден, что Юг намерен ввести рабство в свободных штатах Севера[682].Таким образом, в определенном смысле Гражданская война была последним актом Американской революции. Если опасаться чрезмерного расширения понятия революции, можно поиграть с идеей столетнего цикла революционных волнений в Северной Америке: от кризиса, вызванного Актом о гербовом сборе в 1765 году, до поражения Конфедерации в 1865‑м.