Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства

Если проводить региональную дифференциацию, то неудача, которую потерпела революция во Франции, оказалась менее радикальной, чем в других странах: все же последние остатки легитимной королевской власти были ликвидированы, впервые с 1799 года возникла республика. Когда три года спустя она прекратила свое существование в результате государственного переворота Луи Наполеона, который затем стал императором Наполеоном III и политическим наследником своего дяди, это никоим образом не означало восстановления прежних условий. Вторая империя была модернизированным ремейком первоначального бонапартизма, в некотором смысле синтезом всех тенденций французской политической культуры со времени окончания Террора в 1794 году[719]. Режим президента Луи Наполеона, а затем императора Наполеона III начался с жестких репрессий против всех оппонентов, но со временем он проявил бóльшую готовность к либерализации и создал рамки, в которых спокойно развивалось буржуазно-капиталистическое общество Франции. Напротив, поражение революционеров в Венгрии, где национальная автономия была в центре всех требований, впечатляет. Поскольку венгерские революционеры были единственными, кто располагал достаточным вооружением, конфликт здесь не мог не перерасти в войну между Венгрией и упрямой имперской державой Австрией. Россия пришла к ней на помощь в знак контрреволюционной солидарности. В Венгрии революция закончилась в августе 1849 года формальной военной капитуляцией, в отместку страна была порабощена. Все следы революции должны были быть стерты, конечно, с благосклонного согласия некоторых венгерских магнатов. Венгерские офицеры были отданы под трибунал; массово применялось жестокое наказание в виде принудительных работ в цепях (австрийский эквивалент ссылки на тропические острова). Включая жертвы с австрийской стороны, только в Венгрии в 1848–1849 годах погибло около 100 тысяч солдат, в дополнение к тысячам крестьян, убитых в ходе этнических столкновений в придунайском регионе[720].

Наконец, если поместить «неудачу» революции 1848 года в более отдаленную временную перспективу, она становится менее однозначной. Мы можем только предполагать, что произошло бы, если бы революция удалась. Франция осталась бы республикой, причем с непримиримыми разногласиями. Если бы итальянские и венгерские повстанцы победили, империя Габсбургов распалась бы как многонациональное государство, а в Германии ускорилось бы движение в сторону конституционного государства и более широкого участия в политической жизни. Однако следует различать последствия революции в ее реально случившемся виде и последствия, которые могла бы иметь победившая революция. Консервативные олигархии, пережившие бурю, отреагировали неоабсолютистской политикой, которая не оставляла сомнений в том, где находится власть – особенно усилившаяся военная мощь, – но тем не менее была готова идти на уступки. Такими уступками, хотя и в совершенно разных формах, были поиск Наполеоном III одобрения народа, австрийское умиротворение венгерской верхушки в конституционном «компромиссе» 1867 года (который был бы невозможен без военного поражения от Пруссии в предыдущем году) и предоставление всеобщего и равного избирательного права мужчинам в конституции Германской империи 1871 года. Вторым, столь же необратимым долгосрочным последствием стало то, что многие социальные группы научились облекать опыт политизации, который часто оказывался неожиданным для них самих, в более прочные институциональные формы. Поэтому годы европейской революции знаменуют собой поворотный пункт в развитии «от традиционных форм коллективного насилия к организованному отстаиванию интересов»[721].