Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства

Самые отчетливые во всей колониальной истории цепочки преемственности наблюдались в Малайе. Здесь ни один султан не имел достаточно сил, чтобы эффективно противостоять британскому влиянию. Британцы сделали ставку на тесное сотрудничество с придворно-аристократической элитой Малайи, чьи привилегии по сравнению с индийскими князьями были ограничены гораздо меньше. В регионе, где политическая власть больше, чем в каком-либо другом районе Азии, была скорее запутанным клубком, нежели четко выстроенной иерархией, они усилили суверенитет султанов местных государств, упростили порядок наследования (в который на практике вмешивались редко), идеологически подчеркнули ведущую роль малайских правителей в мультикультурном обществе, где доминирующую экономическую позицию занимали китайцы, и предоставили принцам из султанских семей больший доступ к управлению, чем в той же Индии. Поэтому в колониальный период монархия в Малайе была скорее укреплена, а не ослаблена. Впрочем, при получении независимости в 1957 году центральной монархической системы в Малайе уже не было, а вместо нее сосуществовали девять престолов[818]. Малайский пример крайней формы непрямого правления – каким бы интересным он ни был, – конечно, составлял исключение. Параллель можно найти разве что в Марокко; там монархии также удалось продержаться с бóльшим успехом, чем где-либо еще в мусульманском мире. Если королевству и удавалось выстоять за пределами Европы, это не всегда означало сохранение традиции. Новые контакты привносили новые модели управления, а также новые возможности присвоения ресурсов. Когда королям или главам государств удавалось включиться во внешнюю торговлю или даже стать монополистом на внешнем рынке, они порой получали возможность укрепить свои позиции. Так произошло на Гавайях, где еще в двадцатых и тридцатых годах XIX века, то есть задолго до аннексии США в 1898 году, вожди и короли на выручку, полученную от продажи сандалового дерева, покупали иностранные предметы роскоши, дарили своим приближенным престижные ценности или украшали ими свои резиденции: неизвестная прежде монархическая экзальтация[819].

В целом очень немногие монархии пережили колониальную эпоху, а если им это и удавалось, то только при условии слабо выраженного непрямого правления. Нигде после получения независимости не произошло реставрации смещенной династии. Некоторые монархи после деколонизации стали президентами республик, как, например, бывший король Буганды Кабака в 1963–1966 годах. Королевские и императорские дома Азии и Африки, сохранившиеся до последней четверти XX века, а некоторые и до наших дней, остались преимущественно в тех странах, которые не были колониями: прежде всего это Япония и Таиланд, а помимо них Афганистан (до 1973 года) и Эфиопия (до 1974 года). Азиатские монархии не были искусственными, безликими и замершими «театральными» государствами, лишенными истории и развития, выполнявшими в праздности свои несерьезные рутинные обязанности[820]. В немусульманской традиции Азии в задачи правителей входили духовная связь с высшими силами, поддержание традиционного этикета и контроль за соблюдением форм общения между придворными, а также между правящим двором и народом. Королевские представления, имевшие своей целью объединение подданных, редко представляли собой пустую церемонию – какой была ностальгическая попытка возродить инсценировку при очевидном дефиците средств легитимации власти во время реставрации французской монархии в период с 1815 до 1830‑х годов[821]. Азиатские монархи, как и европейские, должны были подтверждать свою власть успешной деятельностью. Король должен был быть «справедливым»; его обязанность – выстроить в стране такой порядок, который гарантировал бы возможность цивилизованного существования. Различные источники свидетельствуют, что и в Китае, и в Индии, а также на стыке этих двух традиций – в Юго-Восточной Азии – изучение искусства внутренней государственной политики имело большое значение, учитывая, с чем сталкивался правитель. Хороший король или император должен был контролировать ресурсы, иметь надежный административный аппарат, создать сильную армию и бороться со стихийными бедствиями[822]. Монархия сама по себе находилась выше любой критики, но каждый конкретный держатель престола проходил проверку. Именно потому, что монархия должна была выполнять разнообразные задачи и удовлетворять противоположные ожидания, ее уничтожение в ходе колониальной революции повлекло возникновение столь глубоких разрывов в духовной структуре азиатского общества. Особенно тяжелыми переходные периоды были там, где отсутствовал хотя бы минимум монархической связи с набором символов прошлого, а также там, где после падения колониального строя носителем национального единства оставалась только армия или коммунистическая партия.