Вопреки устойчивой легенде проблема монархического порядка наследования в Европе не обязательно была разрешена более рационально, чем в Азии, где практика убивать младших братьев при смене наследника престола осталась в прошлом. Единственным преимуществом Европы являлся большой запас правящих домов и высшего дворянства, способного соблюдать законы придворного высшего общества, из которого при необходимости можно было создать новую династию. При создании таких монархических государств, как Бельгия и Греция, эта практика была необходима, и княжеские династии вроде Саксен-Кобург-Готской служили надежными поставщиками династических «кадров». Азии не хватало этой гибкости. Принцы и принцессы не перемещались по всей Азии. Правящие династии были вынуждены регенерировать сами себя. В XIX веке монархии, как широко распространенной форме государственного устройства, шло на пользу то, что в важнейших государствах мира на троне находились компетентные и долгоживущие правители, которым хватало энергии и опыта, чтобы удерживать свое положение: королева Виктория в Великобритании и Британской империи (годы правления 1837–1901), Франц-Иосиф I в Австро-[Венгрии] (годы правления 1848–1916), Абдулхамид II в Османской империи (годы правления 1876–1909), Чулалонгкорн в Сиаме (годы правления 1868–1910) или император Мэйдзи в Японии (годы правления 1868–1912). Там, где монархи, обладающие официальной властью, но слабыми личностными качествами, подбирали себе слабых министров (например, Виктор Эммануил II в Италии в 1861–1878 годах), монархия не использовала всех своих возможностей.
С выдающимися «викторианскими» правителями связано определенное возрождение монархии. Всемирной тенденции к монархическому упадку были противопоставлены прежде всего чисто символические политические меры. Они принимали самые разные формы. Император Вильгельм II использовал прессу, фотографии и кинематограф, появившийся на рубеже веков (и наоборот, эти средства массовой информации использовали его), и благодаря своим многочисленным публичным выступлениям стал первой и последней медиазвездой среди немецких императоров и королей[829]
. Людвиг II Баварский (годы правления 1864–1886), который сгодился бы для подобной роли, принадлежал к еще более ранней эпохе медиа. С другой стороны, Людвига можно рассматривать и как уже отвергнувшего анахроничную дворцовую помпу[830]. Людвиг был любителем тогдашней авангардной музыки Рихарда Вагнера, Вильгельм II – новейшей техники, особенно военной. Вильгельм II окружал себя не только прусской аристократией, но лучше всего чувствовал себя, как отмечал Вальтер Ратенау, среди «блестящих крупных буржуа, любезных ганзейцев, богатых американцев»[831]. Российские цари придерживались более традиционного образа императора и в конфликте с модерными идеями рациональной политики культивировали политическую символику, которая подчеркивала сакральную ауру властителя, однако ни в коем случае не пренебрегали при этом новыми средствами массовой информации. В трех других, совершенно индивидуальных случаях монархия была по-новому переосмыслена и приспособлена к условиям XIX века: при королеве Виктории, императоре Мэйдзи и Наполеоне III[832].