Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства

Тому факту, что монархия сохранилась в разных уголках света, был обязан последний расцвет старой социальной формы придворной жизни. Дворы встречались всюду, от Пекина, Стамбула и Ватикана до маленького городка Мейнинген в Тюрингии, придворный оркестр которого в 1880‑х годах, при герцоге Георге II стал одним из лучших оркестров Европы (в 1885‑м он представил мировую премьеру симфонии № 4 Иоганнеса Брамса). До 1918 года Германия была полна ими. В многочисленных резиденциях двор правителя служил центром притяжения для местного высшего общества. Лишенные власти правители в других местах также устраивали пышную жизнь и следовали придворному протоколу, насколько это позволяли финансы. Индия со своими махараджами недалеко ушла в этом отношении от Германии Бисмарка. По иронии судьбы бывший революционный генерал Бонапарт возродил придворную жизнь в Европе. Спустя несколько лет после разрушения двора Бурбонов, примерно с 1802 года, Наполеон вновь ввел придворные порядки, скопированные в резиденциях его братьев и наместников в Амстердаме, Касселе и Неаполе. Были пошиты новые ливреи, учреждены новые титулы, должности и иерархии, создан военный двор, возведена на престол настоящая императрица, которая при короновании 2 декабря 1804 года была в одеянии из золотого атласа с вышитыми пчелами – символом деловитой и продуктивной империи. Сам равнодушный к роскоши, Наполеон инсценировал все это ради чистой функциональности: чтобы занять своих приближенных, включая склонную к авантюрам супругу Жозефину, и держать их под контролем. Он считал, что французы позволили ослепить себя пышностью – как «дикари»[851]. Сам император культивировал образ простого трудоголика – топос Фридриха Великого, который еще раньше довел до совершенства император Юнчжэн (годы правления 1712–1735) в Китае. В США уже второй президент, Джон Адамс, пытался создать придворную атмосферу и воскресить на Потомаке копию двора Сент-Джеймс. Что вскоре отменил его преемник, менее щепетильный и не имевшей первой леди – вдовец Томас Джефферсон[852]. Двор европейского типа – и этим он отличался в первую очередь от восточных форм – составляли императорская или королевская семья и августейшая супружеская пара. Наиболее ярким свидетельством Японии о заявке для вступления в глобальный модерный мир было принятие ею западной символики[853]. И наоборот, ничто так убедительно не показывало одряхление и упадок китайской империи, как отсутствие этой демонстративной буржуазности правителей государства, которые до самого конца позволяли себе такую экзотику, как евнухи и наложницы.

3. Демократия

Если монархия – будь то концентрация реальной власти или просто декорация – была распространена в XIX веке повсеместно, то присутствие демократии придется поискать. Неочевидно даже, что к концу XIX века прямо повлиять на свою политическую судьбу могло большее количество людей в мире, чем столетием ранее. Это безусловно так для Европы и Америки, однако большим неизвестным остается не поддающееся квантификации ограничение возможностей политического участия, которые принес с собой колониализм, в остальном мире. Нигде в мире доколониальные политические порядки не были либеральными демократиями, в которых все граждане в принципе обладают одинаковыми политическими правами и защищены от государственного произвола. Однако во многих случаях, по крайней мере среди элит, простора для обсуждения общественных проблем было больше, чем при авторитарных командных отношениях, которые ввел колониализм. В XIX веке демократия добилась прогресса в мире, но не стала преобладающей, и даже самые демократичные государства XIX века не подчинялись стандартам стабильной демократии масс, каковые сегодня являются нормой для большинства стран Европы.

Американская и французская революции сформулировали идеал народовластия и изложили это в своих конституциях. В развитие идей Жан-Жака Руссо – прежде всего во Франции – были сформулированы настолько далекоидущие идеалы не ограниченного ничем выражения и реализации общей воли, что они до сего дня практически никогда не были реализованы. Уже североамериканские отцы конституции противопоставили тирании большинства принцип взаимного контроля и равновесия конституционных органов, а зачастую они прямо-таки в страхе открещивались от не опосредованного ничем выражения воли избирателей. Непрямое определение президента в США выборщиками, долгое время – с учетом размеров страны – логически обоснованное, сегодня остается пережитком такого отношения.