Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства

В Японии модерная бюрократия возникла также в треугольнике между традиционными условиями, западными образцами и местным стремлением к модернизации. С эпохи Токугава существовал большой объем административных компетенций, которые, в отличие от Китая или Османской империи, концентрировались не на центрально-государственном уровне, а в пределах ленных княжеств-ханов (han). В Японии существовала потребность – более настоятельная, чем в большинстве других стран, и, по сути, сравнимая только с революционной Францией – выстроить после Реставрации Мэйдзи 1868 года общеяпонскую национальную бюрократию. В ней использовался административный опыт самураев, которые из мастеров меча превратились под господством сёгунов Токугава в мастеров пера. Уже в 1878 году, то есть как раз через десять лет после начала Реставрации Мэйдзи, по всей стране прошла рационализация государственного управления по образцу французской системы, которую ввело консульство Бонапарта и в которой совещательные органы и самоуправление играли лишь второстепенную роль. Полная должностная иерархия, какой еще никогда не существовало в японской истории, простиралась от канцелярий высшего государственного руководства через губернаторов только что образованных префектур вниз, до деревенских старост на местном уровне[916]. В 1881 году, ненамного позже, чем в Великобритании, были введены экзамены для высшей государственной службы, которые очень скоро устранили традиционный фактор патронажа; высшее руководство занимало только наивысшие должности, – практика, принятая и в Европе. На рубеже веков японское государственное управление стало прямо-таки хрестоматийным примером «рациональной бюрократии» Макса Вебера. Мало где в Европе существовали такие четко выстроенные модерные административные аппараты. Но поскольку в Японии (так же как в Пруссии, Австрии или России) модернизация бюрократии предшествовала формированию критической общественности и партийной системы, возникла опасность неконтролируемого господства бюрократии, по мере того как политический контроль олигархов Мэйдзи над аппаратом ослаб. В начале XX века последствия такого развития стали очевидными.

В первые десятилетия эпохи Мэйдзи подобная опасность была еще относительно невелика. Это связано, в частности, с революционными истоками нового политического порядка. Так как руководство Мэйдзи не было узаконено ни традицией, ни (как революционные режимы во Франции до Наполеона) представительным или плебисцитарным подтверждением снизу, свою способность и свое право властвовать оно должно было доказывать своей эффективностью. Для этого требовалось выработать служебный этос публичного характера, выходящий за феодальные рамки отношений патрон – клиент, и создать бюрократию, которая бы неукоснительно преследовала цель делать японскую нацию в экономическом и военном отношении конкурентоспособной в кругу великих держав. Местная административная традиция самураев была соединена с заимствованиями из британской, французской и германской систем государственного управления. Как и в османском случае, результат выходил за рамки простого импорта европейской государственной модели. Япония нашла собственную форму бюрократического модерна. Но это была своего рода «полумодерность»: поскольку государству Мэйдзи идеи охраняемых правом свобод индивида и суверенитета народа оставались чужды, в Японии не возникло чего-то похожего на европейскую концепцию общественного договора. Так патриархальный монархизм смог продолжить свое существование в эпоху бюрократической рационализации. Конституция 1889 года отличалась от ее европейских образцов тем, что объявляла личность императора «священной и неприкосновенной» и подтверждала, что он унаследовал свою всеохватную власть от своих венценосных предков[917].

Для обоснования такой коллективистской или органицистской концепции государства в конце эпохи Мэйдзи стали опираться на понятие японской национальной специфики (kokutai), которое в 1825 году ввел в оборот конфуцианский ученый Аидзава Сэйсисай[918]. Согласно этой идее, император – патриархальный глава «семейного государства» (kazoku kokka), которое следует единой национальной воле и в котором подданные проявляют лояльность и повиновение императору и назначенным им политическим органам[919]. Японская бюрократия, в формальном отношении одна из «самых рациональных» в мире, рассматривала свою деятельность не столько как службу гражданам, сколько как реализацию национальных целей, установленных сверху. В модернизированном авторитарном государстве – здесь имелись некоторые параллели с Германской империей после 1871 года – рациональная бюрократия смогла особенно развернуться. Государственное управление было вполне модерным, даже если политическая система, в которую оно было встроено, и его идеология таковыми не являлись. Таким образом, очень существенно, происходит ли бюрократизация в рамках либерального политического строя и политической культуры или нет.

Огосударствление?