Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства

Эта вторая большая история не выливается, в отличие от предыдущей, непосредственно в Первую мировую войну 1914–1918 годов. Уже за несколько лет до 1914 года колониальный мир стабилизировался. Напряжения между колониальными державами ослабли и даже частично были отрегулированы договорами. Внеевропейские арены служили порой ареной для символической демонстрации силы, адресованной европейской публике. Так было, например, во время обоих марокканских кризисов, 1905–1906 и 1911 годов, когда Германская империя выбрала Северную Африку для внешнеполитического блефа, и в то же время проявилась власть прессы в ее роли разжигателя конфликтов. За этими случаями редко скрывалось подлинное колониальное соперничество. Коллизии империализма в Азии и Африке не были первостепенными причинами Первой мировой войны. В историографии это привело к тому, что вторая история часто понималась только как малозначимая побочная линия первой, прямо подводившей к лету 1914 года. Немало общих обзоров европейской истории XIX века упоминают колониализм и империализм лишь в кратких примечаниях[256]. Они создают впечатление, будто глобальная европейская экспансия не относится к сущности европейской истории, а сама является побочным продуктом развития Европы. Поэтому дипломатическая и колониальная история редко встречались друг с другом. Всемирно-историческая перспектива не может этим удовольствоваться. Она должна искать мостик между евроцентристским и азиатско- или афроцентристской перспективами и решить две амбициозные задачи. Во-первых, попытаться связать историю европейской, распространяющейся в конце XIX века на весь мир государственной системы с историей колониальной и имперской экспансии. Во-вторых, ей нужно противостоять искушению телеологически сводить международную историю XIX века к началу войны в 1914 году. Мы знаем, что война началась 4 августа 1914 года, но даже за несколько лет до ее начала лишь немногие современники подозревали, что она грянет так скоро. Горизонт действий исторических акторов истории не включал в себя настоящую мировую войну, поэтому понимание XIX века как долгой предыстории великой катастрофы представляется чрезмерно суженным. Сюда примыкает третье требование: принять во внимание многообразие имперских феноменов. Безусловно, было бы поверхностным грести под одну гребенку все, что именует себя «империей», «державой» или «рейхом». Семантика этих слов в различных странах и цивилизациях совершенно различна. Она должна исследоваться как дискурс и не подходит для точного определения феноменов исторической действительности. С другой стороны, уже рассмотрение фронтиров в разных контекстах способствовало обнаружению большого сходства между случаями, которые по большей части рассматривались вне связи друг с другом. То же самое с империями. Поэтому необходимо попытаться подвергнуть сомнению привычное, редко отрефлектированное различие между западноевропейскими «морскими» империями и «континентальными» империями с центрами в Вене, Санкт-Петербурге, Стамбуле и Пекине. Но сначала рассмотрим национальное государство.

2. Пути к национальному государству

Семантика «империи», «державы», «рейха»