Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства

Если XIX век и не был «эпохой национальных государств», то он являлся все-таки эпохой национализма, в которой возникли новые образы мышления и политическая мифология, сформулированная как доктрина и программа, действенная для мобилизации масс. Национализм с самого начала обладал сильными антиимперскими компонентами. Лишь опыт французского иностранного господства радикализировал национализм в Германии. В Российской империи, в Габсбургской монархии, в Османской империи, в Ирландии – повсюду начались движения сопротивления во имя новых национальных представлений. Однако эти движения отнюдь не обязательно были привязаны к цели достичь национально-государственной независимости. Часто речь поначалу шла лишь о защите от злоупотреблений и дискриминации, о более выраженном представлении собственных интересов внутри имперского общества, о свободе действий в языковой сфере и других формах культурного самовыражения. Первичное сопротивление, реагирующее непосредственно на первоначальное вторжение (primary resistance), в Азии и Африке также редко ставило себе целью создание национального государства. Вторичное сопротивление (secondary resistance) добавилось лишь в XX веке, когда новые, хорошо знакомые с Западом образованные элиты познакомились с моделью национального государства и оценили мобилизующий потенциал национально-освободительной риторики. В то же время собственное национальное государство, как бы смутно его ни представляли, всегда оставалось привлекательной целью в качестве пространства для формирования и реализации политических групп, которые больше не желали подчиняться никакой высшей власти: в Польше, Венгрии, Сербии и во многих других регионах Европы, но и в некоторых, пока немногочисленных, контекстах вне Запада, например в египетском движении за независимость 1881–1882 годов, известном как движение Ураби (по имени его важнейшего предводителя), которое мобилизовало своих приверженцев против слишком лояльного по отношению к иностранцам правительства под лозунгом «Египет египтянам!», а также в ранних движениях вьетнамского антиколониализма (примерно с 1907 года)[270].

С другой стороны, XIX век был эпохой формирования национальных государств: несмотря на отдельные впечатляющие акты основания, это всегда были длительные процессы, и не всегда легко обозначить время, когда состояние национальной государственности было фактически достигнуто, когда достаточно созрело «внешнее» и «внутреннее» образование национального государства. О внутреннем аспекте судить сложнее. Он требует решить, когда конкретное территориально организованное общество достигло в процессе преимущественно эволюционных перемен такой степени структурной интеграции и формирования однородного сознания, которая бы качественно отличала его от предыдущего состояния (династического княжества, империи, староевропейской городской республики, колонии и так далее). Даже в отношении Франции, страны, которая является образцовым случаем национального государства, сказать, когда она стала таковым, непросто. Уже в революцию 1789 года с ее национальной риторикой и законодательством? Или после централизаторских реформ Наполеона? Или в ходе десятилетиями длившегося превращения «крестьян во французов», процесса, который, по мнению его авторитетного исследователя, начался лишь в 1870 году?[271] Если даже для Франции это трудно оценить, как же быть с менее очевидными случаями?