Антисемитизм в той форме, какую он принял в период с 1870 по 1945 год, был особой формой развития континентальной
Европы, где к 1900 году проживало четыре пятых из примерно 10,6 миллиона евреев по всему миру[723]. В Великобритании, где по крайней мере до наплыва беженцев из Восточной Европы в 1880‑х годах евреев было мало (в 1860‑х годах примерно 60 тысяч в сравнении с полумиллионом в германских государствах), приверженцы иудаизма, которые не могли принести христианскую присягу, с 1846 года пользовались полными гражданскими правами – на десятилетие позже Франции, находящейся в авангарде еврейской эмансипации. С 1858 года евреи могли наконец получать парламентский мандат – позже, чем во Франции, но раньше, чем в Германии, где полная правовая эмансипация евреев произошла только в 1871 году, с образованием Германской империи. В Великобритании, однако, никогда не возникало «еврейского вопроса» в континентально-европейском смысле. Английское право раннего Нового времени не знало «еврейских законов», не дискриминировало евреев как инородцев, не заставляло их жить в гетто и налагало на них лишь те ограничения, которые в принципе существовали для всех людей, не принадлежащих к англиканской церкви (католиков, протестантских нонконформистов). К началу XIX века евреи были британскими гражданами, пусть отчасти и обладавшими меньшими правами. Эмансипация не стала здесь поэтому, в отличие от Германии, долгим процессом направляемой государством интеграции специфического меньшинства в гражданское общество; это был конституционный акт на уровне централизованного государства, повторение уравнения в правах католиков[724]. При этих предпосылках на Британских островах, в отличие от Германии и Франции, до 1914 года не возникло четко сформулированного и организованного антисемитизма, и то же самое в принципе можно сказать о британских поселениях колонистов и доминионах за океаном. Определенные общественные антиеврейские настроения не играли роли вследствие того, что антисемитская агрессия публично не проповедовалась и не практиковалась. Поэтому подчеркивание в сравнительной перспективе факта низкой интенсивности антисемитизма в британской части мира не будет выглядеть его обелением.Оказывал ли антисемитизм также дистанционное
воздействие? В Японии, копировавшей и европейскую глупость, появился имитаторский антисемитизм при физическом отсутствии в стране евреев. Переведенные в 1924 году «Протоколы сионских мудрецов» подпитывали наличные страхи перед заговором и питали ксенофобский национализм, которые ограниченные круги в Японии культивировали уже давно. Евреи выступали тут пособниками Запада, который якобы оспаривает право на существование Японии[725]. Реакция в Китае была обратной. Там европейский тип еврея стал широко известен лишь после перевода в 1904 году «Венецианского купца» Шекспира, но к нему относились с симпатией как образу страдающей жертвы, побуждающему к всеобщей солидарности угнетенных. Фантомный антисемитизм японского образца в Китае отсутствовал.Антисемитизм и расовые порядки
Интерпретировать европейский антисемитизм после 1870 года как прямую реализацию расовых учений было бы слишком прямолинейным. Некоторые ранние теоретики расы уже целили косвенно и в евреев – например, в 1850 году Роберт Нокс, описывавший их как паразитов, бесплодных с культурной точки зрения[726]
. Других основателей расового дискурса – например, Гобино – антисемитами назвать нельзя. Базовые идеи биологического расизма гораздо раньше стали применяться по отношению к чернокожим в США, чем к евреям в Германии или Франции[727]. До Первой мировой войны аргументы антисемитизма по преимуществу не были расистскими. А если и были таковыми, то скорее являлись следствием, чем формой расовых учений[728]. Для возникновения социальной базы антисемитизма требовались активизация кризисного потенциала в обществе и политические деформации в ходе демократизации и поисков национальной идентичности[729].