Преображение мира. История XIX столетия. Том III. Материальность и культура

Третьей сферой повышения эффективности был усиливающийся контроль государственных аппаратов над населением собственных обществ. Возрастала плотность административного регулирования; местные администрации присваивали компетенции себе; бюрократические инстанции регистрировали и классифицировали население, его недвижимую собственность и его налоговый потенциал; налоги стали более систематическими, справедливыми и взимались с возрастающего числа источников; полицейские системы развивались вширь и вглубь. При этом не существовало однозначной корреляции между формой политической системы и степенью бюрократической активности в регулировании жизни людей. Демократия и поныне может характеризоваться интенсивным администрированием, тогда как деспотия на низовом уровне общества может быть представлена лишь слабо. В XIX веке появились новые технологии местного управления (governance) как необходимые предпосылки для всеобщей воинской повинности, школьного и социального государства. Государство начало превращаться в нового Левиафана, который, однако, не обязательно был чудовищем. Эффективность государственной деятельности повышалась также крайне неравномерно. В Японии государство проникало во всю толщу жизни страны несравнимо более интенсивно, чем в Китае, а в Германии – больше, чем в Испании. Колониальное государство почти везде стремилось к тому, чтобы произвести учет и регламентацию своих подданных, но ему нередко недоставало для этого финансовых и кадровых ресурсов. Развивающаяся в Европе XIX века идея национального государства, в котором в идеале должны совпадать форма государства, территория и культура (язык), находилась в отношениях взаимного обусловливания с вмешивавшимся государством. Члены одной нации хотели быть свободными и испытывающими равное обращение гражданами гомогенного коллектива, а отнюдь не подданными. Они стремились к тому, чтобы их страну признавали и уважали в мире. Но, с другой стороны, во имя национального единства, национального интереса или национальной чести люди готовы были вынести раж административного регулирования, которому ранее они бы скорее сопротивлялись.

Частичное повышение эффективности происходило во многих регионах мира. Индустриализация отнюдь не являлась независимой переменной и базовой причиной, запускавшей в движение все остальные формы динамики. Аграрные фронтиры были более распространены, чем индустриальные центры. Вашингтон и Суворов, Наполеон и Веллингтон вели войны доиндустриальной эпохи. Три сферы усиления эффективности – экономика, военное дело и государство – не находились друг с другом в жестких отношениях взаимного обусловливания. В Османской империи модерная государственная бюрократия начала появляться в отсутствие сколько-нибудь значительного индустриального фона. США в годы после войны Севера и Юга представляли собой экономического гиганта, но военного карлика. Россия индустриализировалась и содержала огромную армию, но неясно, сколь глубоко на самом деле государство до 1917 года проникало в жизнь общества, особенно в деревне. В принципе образцовым примером всесторонне сформировавшихся модерных государств остаются только Германия, Япония и Франция. Великобритания со своими скромными масштабами сухопутных вооруженных сил и относительно мало бюрократизированной местной администрацией (local government) – это отдельный случай в той же степени, что и США. И тем не менее подъем Европы, США и Японии в сравнении с прочим миром – подъем, который в XIX веке явился неоспоримым фактом в большей степени, чем когда-либо до и после того, – обязан целому ряду факторов. По крайней мере до Первой мировой войны это была самоподдерживающаяся история успеха. Ведущие державы пользовались выгодами либерального мирового экономического порядка, который они сами и создали. Этот порядок, в свою очередь, поддерживал экономический рост, который можно было обложить прибыльными налогами и тем самым обеспечить финансирование силовых позиций на международной арене. Империализм также мог служить хорошей инвестицией. Даже если колониальная экспансия в каждом конкретном случае в макроэкономическом смысле не приносила непосредственной крупной монетизируемой выгоды, то в условиях военного превосходства по эффективности можно было завоевать и администрировать колонии относительно малыми средствами. Империализм был всегда выгоден политически, пока он обходился государственной казне бесплатно или в минимальные средства, а экономически он создавал себе круг заинтересованных лиц, которые поддерживали его политически.