Преподобный Максим Исповедник, его жизнь и творения

Созерцание для преп. Максима было не только естественным влечением его духа, но имело и прямой аскетический интерес как упражнение. Проявления его у преп. отца довольно своеобразны. Созерцания его не имеют характера пылких поэтических порывов ума, как у св. Григория Богослова, а отличаются ровным течением и размеренно тихим тоном. Мы не слышим здесь гласов воскликновения и кимвалов, а присутствуем при тихом, глубоком, сосредоточенном погружении в глубины созерцательных тайн. И не непосредственное созерцание видимой твари и ее величественных красот, не книга природы обращает на себя преимущественное внимание преп. Максима, а Св. Писание. Слабые, подслеповатые, [2116] как у всех почти мистиков, очи преп. Максима не видят дальше этой св. книги, и широко развитое духовное зрение силой своей искупает все недочеты зрения физического. Видимой природы св. отец более касается в философских рассуждениях, в отвлеченном парении своей мысли, чем в непосредственных таинственных созерцаниях. [2117] Хотя и глубоко он мог чувствовать красоты природы, [2118] однако картинные сравнения, которыми так пестрят беседы св. Макария, у него встречаются редко. Не так часто подымается он и на вершины богословствования, как св. Григорий Богослов, и нет у него такого непрерывного витания там, как у этого великого святителя. Больше всего останавливается его ум на предметах, относящихся к нравственной жизни человека. Его созерцания большею частью назидательного типа. Это стоит в связи с книжным, так сказать, характером его созерцательности и с сильными нравственными запросами его духа. Нужно при этом еще заметить, что все вообще мистические порывы преп. Максима носят не конкретно-осязательный, познавательный характер. Это и понятно в богослове, который был не только мистиком, но и философом.

Особенности созерцательного духа преп. Максима ярче выступают в сравнении с другими писателями-мистиками, и прежде всего со св. Григорием Богословом, которого так любил преп. Максим. История знает двух Φιλογρηγόριος’οв, [2119] действительно усвоивших дух величайшего из отцов Церкви. Это — преп. Максим и святитель Косьма, несравненный поэт-песнописец. Тот и другой могли, впрочем, усвоить только половину духовных дарований св. Григория. Преп. Максим в глубокомыслии не уступал великому Богослову, но не был в такой степени поэтической натурой, как он. Косьма усвоил высший дар хваления в созвучии священных песен, но он, зато, не был философом. При наличности философских стремлений и при слабости поэтического дарования преп. Максим был бы гораздо суше св. Григория, если бы живая аскетическая струя не придавала живости его созерцаниям.

Философские стремления преп. Максима приближают его к св. Григорию Нисскому: потому-то и рассуждения их во многих случаях часто совпадают. Но есть между ними и разница. Философские интересы преп. отца, растворенные в широко развитой области аскетических созерцаний, выступают как-то своеобразно, с большим нагибом в сторону религиозных тенденций, с менее самостоятельным значением, с менее, так сказать, светским характером, чем у св. Григория Нисского. Философские рассуждения у преп. Максима имеют какой-то проникновенный тон и скромно, лишь на время выступают в его произведениях.

Из сказанного ясно видно, что преп. Максим не может быть всецело приравниваем ни к одному из писателей, с которыми он сходен по своему духу. То к тому, то к другому преп. Максим приближается лишь наполовину. Это, впрочем, не значит, что натура преп. Максима была ограниченной и узкой. Напротив, это скорее говорит о ее разносторонности. Тому ясный свидетель разносторонность его деятельности. Не отмечая уже специальной догматико-полемической деятельности преп. Максима, нужно указать на то, что он был и философом-богословом, и аскетом-созерцателем. Таких характеров после Богослова, кроме св. Григория Нисского и, пожалуй, Евагрия, Греческая церковь не знает. Было много аскетов (св. Исихий, св. Нил), созерцателей Писания (св. Кирилл Александрийский), мистиков-философов (Дионисий Ареопагит), но никто не дал в лице своем цельного сочетания всех указанных сторон духа. Напротив, в преп. Максиме философские дарования совмещаются с глубокой мистической настроенностью. Последняя и не дает рассуждениям его вылиться в формы черствого и грубого рационализма.