Преподобный Максим Исповедник, его жизнь и творения

Но если в преп. Максиме запросы мистического сердца и вытесняют всякие попытки чисто рационалистических построений, то зато нет у него и стремления приводить в систему свои мысли. Уже при беглом обзоре трудов преп. Максима сразу же бросается в глаза, что он не систематик: у него нет ни одного систематического труда, ни даже трактата из определенной области богословия или философии, как, например, у Оригена, Августина, Феодорита <Киррского>. И понятно почему. Всякая система предполагает усиление рационального момента. Сила мистического созерцания при систематизировании глохнет, уменьшается, теряется. Отрывочно брошенная мысль, открывающая широкие перспективы, выглядит таинственнее, глубже, чем ряд систематически связанных положений; такая мысль представляется как-то неожиданнее и, действительно, выступает как мистическое озарение. В отрывочности ее сила; в ней — своеобразная красота созерцаний. Созерцатель должен отказаться от самого себя, если пожелает приводить в систематический порядок свои мысли. Он в таком случае прекращает поток озарений и лишает свою мысль силы вширь, втискивая ее в рамки какой бы то ни было системы. Отсутствие системы поэтому у преп. Максима вовсе не есть признак недостатка силы творческого синтеза, а характерная черта, отмечающая особенность его дарования.

Что касается творческого синтеза, то необычайная мощь ума преп. Максима в этом отношении постоянно сказывается в широких обобщениях, в неожиданных, но верных по существу сопоставлениях, в той симметрии мысли, составляющей ее красоту, которую так часто можно наблюдать в построениях преп. Максима. У преп. отца человек, мир, Писание, Церковь рассматриваются как образы друг друга, и, по аналогии с человеком, в них различаются тело и душа; [2120] Логос и человек сопоставляются в промыслительной деятельности; [2121] Христос-Искупитель и таинства Церкви [2122] — по своим спасительным действиям, и т. п. Эта способность гармонизировать, приводить к согласию идеи (иногда) разных порядков есть естественный спутник созерцательности, требующей находить одну идею в разных предметах, варьируя и углубляя ее через новые сопоставления. У преп. Максима эта способность развилась в совершенстве. Найти пункты примирения идей, согласовать чужую мысль со своими воззрениями, отыскать выход из противоречия для него не составляло никакого труда. Вот почему (даже вне всяких догматико-полемических тенденций) он в непоколебимой уверенности в чистоте веры Римской церкви мог вполне серьезно видеть в послании <папы> Гонория одни лишь православные мысли. Вот почему он мог ни в какой другой форме, как в толкованиях на Писание и св. отцов, излагать свои собственные воззрения. Созерцания св. отца всегда легко и непринужденно связывались с мыслями толкуемого автора.

Иногда, впрочем, в целях гармонизации созерцания с точками его отправления преп. Максим не стеснялся изменять в деталях и свои воззрения при разной логической обстановке своих созерцаний и раскрывать, таким образом, свои взгляды применительно к данному моменту. [2123] Этим объясняется некоторая эластичность воззрений преп. Максима, а также разнообразие его суждений по одному и тому же вопросу. Это разнообразие особенно бросается в глаза в аскетике. Возьмем несколько примеров. Добродетели у преп. Максима располагаются в известной генетической связи по восходящей лестнице от низших до высших добродетелей. Каждая высшая, последующая добродетель, по мнению преп. Максима, предполагает собой наличность предшествующей, включает ее в себя и придает ей новую силу. Отсюда, к высшей добродетели, с его точки зрения, приложимо все то, что свойственно низшей. С этой точки зрения, преп. Максим без всяких оговорок высказывает противоречивые, на первый взгляд, суждения. Так, источником всех добродетелей, по его мнению, является то вера, [2124] то страх Божий, [2125] то печаль по Богу, [2126] то любовь; [2127] кротости им усвояются те же свойства, что и смирению, [2128] и т. п. В действительности все эти суждения вполне справедливы для определенных (различных) моментов нравственного развития и являются непримиримыми лишь в том случае, если всем им придается значение описания начальных моментов развития и его порядка. Имея это в виду, нужно признать, что все подобного рода разнообразные суждения преп. Максима нисколько не нарушают общей стройности его системы и выгодного представления о высоких качествах его творческого синтетического ума.