«Если невозможно, – отвечает на этот вопрос преподобный Серафим, – чтобы не возмущаться, т. е. если невозможно достигнуть того, чтобы оскорбления от других переносить равнодушно, то, по крайней мере, удержи язык твой, ибо выраженное вовне твое внутреннее состояние вражды и раздражения всегда в ответ вызовет еще большее усиление вражды в другом, а это в свою очередь усилит твое раздражение, и так до тех пор, пока взаимное раздражение не дойдет до крайнего предела вражды».
«Для сохранения мира душевного всячески должно избегать осуждения других».
Здесь говорится о том, что каждый из нас прекрасно знает и в чем постоянно приносил покаяние, здесь говорится о страсти, от которой никак не можем не только освободиться, но которую не хватает сил хоть ослабить: постоянно судить и рядить своих ближних, постоянно вслушиваться в худое, то, что говорят о человеке, и с чрезвычайным легкомыслием быть передаточным пунктом всевозможной мерзости, которая говорится людьми друг о друге.
Здесь говорится о страшной человеческой язве нашего жития мирского, о постоянном суде друг над другом.
Преподобный Серафим предостерегает нас, ибо считает это необходимым условием сохранения душевного мира.
В постоянном друг о друге злословии нарушается внутренний мир человека. Для того, чтобы обезопасить хоть сколько-нибудь свою душу от этого возмущения, ты должен, во-первых: сам соблюдать свой язык и, если до тебя доходит скверное что-либо, рассказанное о твоем ближнем, пусть оно при тебе останется, а во-вторых: всячески устраняйся, устраняйся пересудов, а не вслушивайся, не расспрашивай для того, чтобы во всех подробностях и побольше понаслышаться человеческого злословия.
«Не должно предпринимать подвигов сверх меры, а стараться, чтобы друг – плоть наша – был верен и способен к творению добродетелей».
Уже какой великий подвижник, уже какой великий постник и как свидетельствовал преподобный Серафим об обязательности поста, и в то же время при всей этой своей необыкновенной строгости к соблюдению поста постного, эта чрезвычайная широта духа, которая присуща преподобному Серафиму, побуждает его указать, что плоть – друг наш, что она должна идти рука об руку с духовной жизнью, что она должна брать на себя в миру подвиг, дабы не явился ущерб через нее и духовной жизни.
Могут в глубине души ленивые к подвигу постному и обрадоваться, и найти в этих словах легкое оправдание своей лености, своему нерадению о посте, но здесь идет речь не о тех послаблениях, которые позволяем себе мы.
Если бы мы стали соблюдать только дозволенные послабления, то они показались бы совершенно неисполненным подвигом.
Нам совершенно не угрожает чрезмерное изнурение плоти.
Ведь когда уставы постные говорят о болящих и о том, что они могут послаблять пост, имеется в виду совсем не то, что имеем в виду мы. Вот, например, в первой неделе Великого поста читаем, что для болящих разрешается послабление. Какое же? А в понедельник и вторник первой недели можно есть хлеб с водой.
«Лет до тридцати пяти, т. е. до преполовения земной жизни, велик подвиг бывает человеку в сохранении себя и многие в сии лета не устаивают в добродетели, но совращаются с правого пути к собственным пожеланиям; как о сем св. Василий Великий свидетельствует, многие много побороли в юности, но посреди жития бывши восставшим на них искушениям от духов лукавствия не стерпели волнения и всего того лишились. Чтобы не испытать такого превращения, надобно поставить себя, как на мериле испытания и внимательно наблюдать всю жизнь за собою».
Вот слова, которые должны особенно запечатлеться в сердцах людей молодых. Это им здесь предостережение, это им здесь Богоносным отцом раскрывается возможная будущая судьба их.
Здесь говорится о том, что именно молодые сердца, если их коснется призыв Слова Божия, призыв к духовной жизни, они иногда берутся горячо за устроение своей души. Но в эти годы столько всевозможных искушений, и, начав эту многотрудную духовную жизнь, они не могут, по своей немощи, довести начатого дела до конца и вступают вновь на тот путь, который кажется и более легким, и к которому так тянут их все искушения мирские.