Читаем Преступление и наказание, Часть 4 полностью

"That's it, that's it," he repeated to himself."Так и есть! так и есть!" - повторял он настойчиво про себя.
"He does everything," she whispered quickly, looking down again.- Все делает! - быстро прошептала она, опять потупившись.
"That's the way out!"Вот и исход!
That's the explanation," he decided, scrutinising her with eager curiosity, with a new, strange, almost morbid feeling.Вот и объяснение исхода!" - решил он про себя, с жадным любопытством рассматривая ее.
He gazed at that pale, thin, irregular, angular little face, those soft blue eyes, which could flash with such fire, such stern energy, that little body still shaking with indignation and anger--and it all seemed to him more and more strange, almost impossible.С новым, странным, почти болезненным, чувством всматривался он в это бледное, худое и неправильное угловатое личико, в эти кроткие голубые глаза, могущие сверкать таким огнем, таким суровым энергическим чувством, в это маленькое тело, еще дрожавшее от негодования и гнева, и все это казалось ему более и более странным, почти невозможным.
"She is a religious maniac!" he repeated to himself."Юродивая! юродивая!" - твердил он про себя.
There was a book lying on the chest of drawers.На комоде лежала какая-то книга.
He had noticed it every time he paced up and down the room. Now he took it up and looked at it.Он каждый раз, проходя взад и вперед, замечал ее; теперь же взял и посмотрел.
It was the New Testament in the Russian translation.Это был Новый завет в русском переводе.
It was bound in leather, old and worn.Книга была старая, подержанная, в кожаном переплете.
"Where did you get that?" he called to her across the room.- Это откуда? - крикнул он ей через комнату.
She was still standing in the same place, three steps from the table.Она стояла все на том же месте, в трех шагах от стола.
"It was brought me," she answered, as it were unwillingly, not looking at him.- Мне принесли, - ответила она, будто нехотя и не взглядывая на него.
"Who brought it?"- Кто принес?
"Lizaveta, I asked her for it."- Лизавета принесла, я просила.
"Lizaveta! strange!" he thought."Лизавета! Странно!" - подумал он.
Everything about Sonia seemed to him stranger and more wonderful every moment.Все у Сони становилось для него как-то страннее и чудеснее, с каждою минутой.
He carried the book to the candle and began to turn over the pages.Он перенес книгу к свече и стал перелистывать.
"Where is the story of Lazarus?" he asked suddenly.- Где тут про Лазаря? - спросил он вдруг.
Sonia looked obstinately at the ground and would not answer.Соня упорно глядела в землю и не отвечала.
She was standing sideways to the table.Она стояла немного боком к столу.
"Where is the raising of Lazarus?- Про воскресение Лазаря где?
Find it for me, Sonia."Отыщи мне, Соня.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза
Лев Толстой
Лев Толстой

Книга Шкловского емкая. Она удивительно не помещается в узких рамках какого-то определенного жанра. То это спокойный, почти бесстрастный пересказ фактов, то поэтическая мелодия, то страстная полемика, то литературоведческое исследование. Но всегда это раздумье, поиск, напряженная работа мысли… Книга Шкловского о Льве Толстом – роман, увлекательнейший роман мысли. К этой книге автор готовился всю жизнь. Это для нее, для этой книги, Шкловскому надо было быть и романистом, и литературоведом, и критиком, и публицистом, и кинодраматургом, и просто любознательным человеком». <…>Книгу В. Шкловского нельзя читать лениво, ибо автор заставляет читателя самого размышлять. В этом ее немалое достоинство.

Анри Труайя , Виктор Борисович Шкловский , Владимир Артемович Туниманов , Максим Горький , Юлий Исаевич Айхенвальд

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Биографии и Мемуары / Критика
Вьюга
Вьюга

«…Война уже вошла в медлительную жизнь людей, но о ней еще судили по старым журналам. Еще полуверилось, что война может быть теперь, в наше время. Где-нибудь на востоке, на случай усмирения в Китае, держали солдат в барашковых шапках для охраны границ, но никакой настоящей войны с Россией ни у кого не может быть. Россия больше и сильнее всех на свете, что из того, что потерпела поражение от японцев, и если кто ее тронет, она вся подымется, все миллионы ее православных серых героев. Никто не сомневался, что Россия победит, и больше было любопытства, чем тревоги, что же такое получится, если война уже началась…»

Вениамин Семенович Рудов , Евгений Федорович Богданов , Иван Созонтович Лукаш , Михаил Афанасьевич Булгаков , Надежда Дмитриевна Хвощинская

Фантастика / Приключения / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фантастика: прочее
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза