Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни

Остальные новости отца Игнатия зацепили не так сильно, хотя и они были довольно примечательны. Внезапно, причем публично, архиерей отмежевался от того идеологического курса, который при нем в епархии стал подразумеваться как обязательный. На том же епархиальном собрании, покончив с финансово-экономической частью, Евсевий, как водится, произнес нечто вроде проповеди – архипастырского наставления пастырям, в которой вдруг решил коснуться творчества покойного митрополита Иоанна (Снычева), Душенова и национализма.

– Чтоб вы понимали, митрополит Иоанн сам книг никаких не писал. Говорить об этом везде, понятно, не следует, но иметь в виду надо. Их все за него Душенов писал. Есть там, конечно, и здравые, хорошие вещи. Но много и другого. Все вот эти призывы к борьбе, с теми, с другими – все это проявление различных страстей. И православному человеку все это неполезно. По-хорошему, даже читать неполезно. А тем более – распространять. Я знаю, есть у нас люди, которым все это нравится. Так вот, прямо скажу, что нравится оттого, что душе покою разные страсти не дают. И вообще, нужно помнить, что в Царстве Христовом нет ни эллина, ни иудея!..

Что до отца Игнатия, то его подобная декларация немного позабавила (ибо еще несколько месяцев назад Евсевий открыто транслировал противоположные идеи), а отчасти даже порадовала. (Сам он ни к монархизму, ни тем более к черносотенству никогда симпатий не питал, хотя и ярым противником этих идей не был.) Но это задело Шинкаренко, который по-прежнему занимался версткой газеты и делопроизводством.

– Хотелось бы знать, – рассуждал Сергеич, – откуда архиерею известно, кто писал книги митрополиту Иоанну Снычеву?

– Сергеич, ты же знаешь, что писал Душенов, – отвечал ему отец Кассиан, сохранявший с Шинкаренко более-менее дружеские отношения.

– Не знаю, – упрямо продолжал Шинкаренко. – И архиерей знать не может. И самое главное. Вот какое отношение это имеет к вопросам епархиального собрания?

Благочинный демонстративно громко выдыхал, не желая продолжать спор.

Наконец, третьей новостью, вызвавшей в епархиальных углах и закоулках шушуканье, стал резкий карьерный рост Артемия Дмитриева – студента-пятикурсника, которого Евсевий в последнее время приблизил к себе. Артемий теперь все чаще писал для Преосвященного тексты его выступлений, а в случае необходимости – и статей. Он начал ездить с архиереем в командировки, в том числе и в Москву. А совсем недавно Евсевий отправил за какую-то очередную провинность отца Евгения Панасюка в запрет, и сверх того, убрал его с должности редактора «Православного Мангазейска». Новым главредом, ко всеобщему удивлению, был назначен Артемий. Не то чтобы это решение было абсурдным или глупым – во всяком случае, газета хуже не стала. Скорее, даже наоборот: старые ее авторы вернулись на временно оставленные ими полосы, а разнообразная «китайщина», которую развел Панасюк, полностью исчезла. И отец Игнатий не мог не отметить, что «Православный Мангазейск» после этого стал выглядеть более адекватно. К поведению Артема тоже особых претензий не было. То есть, конечно, случившееся назначение ему весьма и весьма польстило, и парень в своих глазах явно вырос. Но при этом, что называется, берега видел. С Шинкаренко продолжал общаться уважительно, даже подчеркнуто уважительно, с кружком внештатных авторов так же поддерживал ровные отношения. Единственным, кого он обидел, оказался Карнухов. С застенчивой улыбкой (отчего получилось особенно нагло) Дмитриев объявил ему, что «пока он является редактором», карнуховские рассказы в епархиальной газете публиковаться не будут. Карнухов обиделся очень сильно и теперь при упоминании Дмитриева натурально скрежетал зубами. Но, поскольку сам он был фигурой совсем непопулярной, на имидже Артемия этот эпизод почти не сказался.