Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни

Однако нужно сказать, что в Мангазейске иерей Тихиков сумел приобрести и вполне искренних почитателей. Несмотря на все «прекрасные» стороны своей натуры, он действительно был хорошо образован, умел быть вежливым и интересным собеседником. По крайней мере, его обходительности, интеллектуальных мощностей и одеколона вполне хватало для приходских теток, многие из которых привязались к нему всей душой и восторженно повторяли:

– Какой батюшка! Какой замечательный батюшка!

А некоторые добавляли:

– Будущий архиерей!

Отец Филимон принимал все эти дифирамбы благосклонно, никогда не говоря ни слова против.

Но все изменилось сразу же после того, как Владыку Евграфа перевели из Мангазейска в Вену.

Во-первых, с этого времени сдерживать недовольных попов, а особенно благочинного, стало некому. Что же до отца Василия, то он теперь не без удовольствия шпынял Тихикова – и по делу, и без дела.

Во-вторых – и вот это было уже серьезно – выяснилось, что в мировоззренческом отношении отца Филимона и нового мангазейского Преосвященного разделяла пропасть. Владыка Евсевий был человеком, имевшим весьма слабое светское образование, да и в духовных школах он учился хоть и неплохо, но особых высот никогда не достигал. Его семья также была, что называется, простой. Отец – колхозный зоотехник, мать – сельская учительница. Сразу после окончания семинарии (а точнее, уже на последних ее курсах) Евсевий начал жить исключительно в монастырях, и послушания, которые он там выполнял, редко пересекались с какой-то интеллектуальной деятельностью.

Любимым чтением Евсевия стали патриотические и церковно-фольклорные книжицы – о старцах и старицах, чудесах и знамениях нашего времени. Конечно, главными его ориентирами в церковной жизни были патриаршие указы и официальные разъяснения из «Журнала Московской Патриархии». Но ровно настолько, насколько можно было отклониться от предначертанной Чистым переулком линии, он отклонялся в сторону митрополита Иоанна (Снычева), Олега Платонова (с его творчеством, впрочем, он был знаком лишь в пересказе своих духовных чад) и других похожих авторов.

Очередная смена идеологического вектора в епархии произошла почти молниеносно.

– Простите, отче, – обратился к отцу Игнатию в конце мая 2001 года один из «курсантов» (слушателей Пастырских курсов) после очередной лекции по истории Русской Церкви. – Но вот то, что вы про Иоанна Грозного и митрополита Филиппа рассказали – это не так было.

Отец Игнатий, по обыкновению уже летевший черным вихрем к выходу из аудитории, резко остановился. Его преподавательский авторитет впервые поставили под сомнение.

– Ага, – сказал иеромонах. – А как же было?

– Нам Владыка рассказывал… – начал «курсант». Архиерей на первых порах активно общался с учащимися на Пастырских курсах, навещая их один-два раза в неделю. И беседы их иногда длились часами.

– И что же? – нетерпеливо спросил отец Игнатий.

– Что не было никакого убийства митрополита Филиппа. А Иоанн Грозный был благочестивый русский царь, которого оклеветали потом.

– Гм, – сказал отец Игнатий. – Ну а кто тогда убил святителя Филиппа Московского?

– Ну-у, – немного нерешительно начал учащийся. – Он сам… просто умер. К нам Владыка приходил, рассказывал.

– А, ну если Владыка рассказывал!.. – отец Игнатий даже не попытался скрыть иронии, которую его собеседник, впрочем, не заметил. – Тогда конечно!

Иерей Филимон Тихиков сильно по-другому понимал православие. Он был страстным поклонником покойного Александра Меня, Георгия Кочеткова, любил ходить в гости к местным римокатоликам и неопятидесятникам и выступал за перевод богослужения с церковнославянского на современный русский. Воззрений своих отец Филимон не скрывал, и очень скоро архиерей, идентифицировавший его как инородное московское тело, зачислил его в еретики.

Примерно после четвертого выговора Тихиков сообразил, что ситуация развивается как-то не так. И принял единственно правильное для него решение: начал бомбардировать письмами и (если получалось) телефонными звонками епископа Евграфа, к тому времени уже освоившегося в Вене. Бомбардировка увенчалась успехом, и вскоре от Венской епархии пришел официальный запрос в Мангазейск с просьбой отправить к ним иерея Филимона Тихикова, а заодно и его личное дело.

Получив запрос в пятницу вечером, уже через два дня, после обеда на Духов день, епископ Евсевий принял у себя отца Филимона.

– В Европу, значит, собрался? – иронически спросил Евсевий пока еще своего клирика.

– В Венскую епархию, Ваше Преосвященство… – настороженно, желая выглядеть максимально почтительным, сказал отец Филимон. Несмотря на свой инфантилизм, он прекрасно понимал, что Евсевий может просто отказаться его отпускать. И тогда вместо Австрии он может получить пинок чуть пониже поясницы, с отправкой в самый убитый райцентр Мангазейской области.

– Ну поезжай! – коротко ответил Евсевий.

– Куда? – не сообразив, спросил Филимон.

– Хоть куда!