Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни

Чуть менее минуты Тихиков молча сидел перед архиереем, ничего не говоря и пытаясь догадаться, что же значили эти слова. Евсевий, наблюдавший за отцом Филимоном, прервал молчание первым:

– Еще чего-то?

– Простите, Владыка… Так я могу ехать?

– Ох ты ж Боженька, – сказал Владыка. – Я же уже сказал, что можешь!..

Тихиков стал совершенно счастлив, низко-низко и очень быстро поклонился, беря на прощание благословение, и, взявши отпускную грамоту, радостно вышел из кабинета Евсевия. Сказать «до свидания» или что-нибудь еще в этом роде он, впрочем, забыл.

Вырвавшись, да еще и с искомым уловом, от Преосвященного, отец Филимон захотел поделиться своей радостью с ближними. Ближними в этот раз оказались благочинный и Шинкаренко.

– Ну, вот я и отбываю! – счастливо сказал Тихиков, обратившись к отцу Василию. Тот мощным волевым усилием подавил ехидно-радостную улыбку.

– Счастливого пути! – но голос все равно был масляным от ехидства.

– Александр Сергеевич! – обратился отец Филимон к Шинкаренко. – Вы знаете, я вот, я буду по вам скучать!

– Неужели? – негромко, голосом, лишенным всякого выражения, ответил тот. Шинкаренко в прошлом был офицером ГРУ, и потому у него существовали некие свои представления о том, каким должен быть настоящий мужчина. Ничего особенного в этих представлениях не было: кто не служил, тот не мужик; мужику присуще умение правильно наливать за столом вино и водку; он первой запускает с мороза женщину в дверь, ну и прочее в этом духе. Для Сергеича (именно так его называла вся епархия) все эти вещи были своего рода священным каноном. Каноном, которому отец Филимон, со своими московскими привычками и маминым воспитанием, не соответствовал приблизительно на сто процентов. И потому неизменно вызывал реакцию наподобие аллергической.

В силу нарциссической зацикленности на самом себе отец Филимон этого не понимал.

– Да, вот только сейчас понял… В сущности, меня теперь так много связывает с Мангазейском! – мечтательно сказал Тихиков.

– Повезло Мангазейску, – тем же эмоционально-безцветным голосом сказал Шинкаренко.

– И мне! И мне повезло! – с чуть увлажнившимися глазами, ответил отец Филимон (иронии в словах Шинкаренко он не заметил). – Ведь я здесь начинал священническое служение! И я, конечно, никогда не забуду и не оставлю Мангазейск!..

– Вот как? – спросил Шинкаренко. Благочинный, судорожно сжимавший губы, чтобы не расплыться в улыбке, стал похож на основательно надутый красный воздушный шарик.

– Да, конечно! Я вам обязательно напишу из Вены. Буду присылать вам оттуда статьи!..

Тут Александр Сергеич еле слышно охнул.

– Ведь «Православному Мангазейску» так не хватает образованных авторов! – с искренней горечью сказал Тихиков.

– Ну, образование – оно не всегда помогает, – заметил Шинкаренко.

– Вот-вот! – радостно подхватил Тихиков. – Вот отец Игнатий учится в семинарии, заочно, уже столько лет – и каков результат?.. Действительно не помогает!

Настоятель кафедрального храма, иеромонах Игнатий Пермяков, был одним из самых нелюбимых отцом Филимоном мангазейских священнослужителей.

– Ну, счастливого пути! – безцеремонно завершил беседу Шинкаренко. Тихиков хотел было что-то добавить, но потом о чем-то вспомнил и, на этот раз сказавши «до свидания», покинул Епархиальное управление. Как только дверь за ним закрылась, главред «Православного Мангазейска» и отец благочинный начали хохотать.

* * *

Отъезду отца Филимона радовались все клирики и епархиальные работники, а среди них и отец Игнатий. Поскольку он был настоятелем Свято-Воскресенского храма, то ему более других приходилось иметь дело с отцом Филимоном, начиная с того времени, когда тот был еще регентом. И именно отец Игнатий более других страдал от его вывертов, оказываясь в роли мальчика для битья (ибо за ошибки своего любимца Евграф неизменно спрашивал с настоятеля). По этой-то причине у него были постоянные конфликты с Тихиковым, и именно поэтому отъезд Филимона в Австрию был для него пусть и мелочью, но чрезвычайно приятной.

– Ну и жара!.. – благодушно сказал отец Игнатий Святославу, пальцем оттягивая плотно прилегающий к шее воротник подрясника.

– Есть такое дело, – кивнул головой Лагутин. – Как будто и не уезжал из Киргизии!

– Ага, – ответил отец Игнатий понимающим тоном и кивнул. – Я, когда перебрался сюда из Казахстана, тоже поначалу удивлялся: климат во многом похожий. Та же сушь, та же жара… Азия, в общем.

Потом обсудили ближайшие дела (в богослужебном календаре на этот год уже истощились все самые изматывающие для клириков праздники – Рождество, Крещение, Вербное воскресенье и Пасхальная седмица), обсудили и предстоящее обучение. Поговорили о ближайшем будущем. Отец Игнатий весьма прозрачно намекнул, что священников не хватает очень сильно: новый архиерей затеял по всей епархии строительство новых храмов, поэтому, если Святослав не выкинет какого-нибудь левого коленца, меньше чем через год его должны рукоположить и отправить на приход.

– Это, разумеется, если вы хотите здесь остаться, – сказал отец Игнатий.

– Простите, здесь – это где именно? – аккуратно уточнил Святослав.