Прежде, чем их повесят

— Но они есть у нас. — Глокта удивился, увидев, что генерал подошёл к нему вплотную и заговорил тихо и настойчиво, искренне глядя ему в глаза. Как человек, предлагающий руку и сердце. Или измену. Интересно, что тут у нас? — Всё ещё есть время, — пробормотал Виссбрук, стреляя глазами на дверь и обратно. — Мы контролируем залив. Пока мы удерживаем Нижний Город, пристани тоже наши. Мы можем вывезти войска Союза. По крайней мере, граждан. В Цитадели ещё осталось несколько офицерских жён и детей, горстка торговцев и ремесленников, которые обосновались в Верхнем Городе и не захотели уезжать. Всё можно проделать быстро.

Глокта нахмурился. Возможно так и есть, но приказы архилектора были иными. Граждане могут сами уладить свои дела, если уж им так хочется. Солдаты Союза не поедут никуда. Разумеется, кроме как на погребальные костры. Но Виссбрук воспринял молчание за одобрение. — Если бы вы сказали только слово, то всё можно было бы устроить уже сегодня вечером, и отправиться до…

— И что станет с нами, генерал, когда мы сойдём на землю Союза? Слёзное воссоединение с нашими господами в Агрионте? Не сомневаюсь, некоторые из нас уже вскоре будут плакать. Или вы полагаете, что нам надо взять корабли и уплыть в далекий Сулджук, чтобы жить долго и счастливо? — Глокта медленно покачал головой. — Это очаровательная фантазия, но не более того. У нас есть приказ защищать город. Капитуляции быть не может. Никакого отступления. Никакого отплытия домой.

— Никакого отплытия домой, — кисло отозвался эхом Виссбрук. — А гурки тем временем напирают всё сильнее с каждым днём, наши потери растут, и последний попрошайка города видит, что мы не сможем удерживать внешние стены. Мои люди уже близки к мятежу, а наёмники куда менее надёжны. Что вы предложите мне сказать им? Что приказы Закрытого Совета не предполагают отступления?

— Скажите им, что пополнение будет со дня на день.

— Я говорю им это уже много недель!

— Тогда несколько дней не составят никакой разницы.

Виссбрук удивлённо моргнул.

— А могу я спросить, когда прибудут подкрепление?

— В любой. — Глокта прищурился. — День. А до тех пор мы держимся.

— Но зачем? — Голос Виссбрука взвился, как у девчонки. — Ради чего? Задача невыполнима! Напрасная потеря! Зачем, чёрт возьми?

Зачем. Всегда зачем. Я уже устал от этих вопросов.

— Если вы думаете, будто бы я знаю, что на уме у архилектора, то вы ещё бо́льший идиот, чем я предполагал. — Глокта медленно облизал дёсны, раздумывая. — Но, во всяком случае, в одном вы правы. Внешние стены могут пасть в любой миг. Мы должны быть готовы отступить в Верхний Город.

— Но… оставив Нижний Город, то мы оставим доки! Нам нельзя будет доставить припасы! Никаких подкреплений, даже если они прибудут! Что насчёт вашей замечательной речи, наставник? Стены Верхнего Города слишком длинные и слишком слабые? Если падут внешние стены, то город обречён? Мы должны защищать их, или не защищаться вовсе, вы сами мне говорили! Если доки будут потеряны… то выхода не будет! — Мой дорогой, пухлый генерал-пудинг, неужели вы не видите? Выхода в списке вариантов никогда не было.

Глокта ухмыльнулся, демонстрируя Виссбруку пустые прорехи в зубах.

— Если один план рушится, то надо пробовать другой. Ситуация, как вы верно заметили, отчаянная. Поверьте, я бы предпочёл, если бы император просто сдался и поехал домой, но вряд ли мы можем рассчитывать на это, не так ли? Сообщите Коске и Кадии, что ночью нужно перевести всех граждан из Нижнего Города. Возможно, отступать придётся в любую минуту. — По крайней мере, мне не нужно будет хромать так далеко до передовой.

— Но Верхний Город вряд ли сможет принять так много людей! Они выстроятся в очереди на улицах! — Это лучше, чем очереди в могилу. — Они будут спать на площадях и переходах! — Это предпочтительнее, чем спать в земле. — Их там тысячи!

— Тогда чем раньше вы начнёте, тем лучше.

Шагнув в дверной проём, Глокта едва не отпрянул назад. Жара за дверью была почти непереносимой, вонь пота и жжёной плоти неприятно пощипывала горло.

Он вытер дрожащей рукой глаза, из которых уже текли слёзы, и, прищурившись, посмотрел в темноту. Во мраке виднелись очертания трёх практиков. Они стояли кружком, лица в масках освещены снизу яростным оранжевым светом жаровни — суровые и блестящие, как кость, суровые и мрачные, как тени. Бесы, в аду.