Прежде, чем их повесят

— И ты называешь это дождём? — мимо проехал Девятипалый, уродливая глыба его лица расплылась в улыбке. Джезаль сильно удивился, что сразу после того, как начали падать крупные капли, северянин скинул сначала свой потёртый плащ, затем и рубашку, завернул их в непромокаемую ткань и поехал обнажённым по пояс, не обращая внимания на воду, стекавшую по его огромной покрытой шрамами спине, счастливый, как огромный боров в грязи.

Сначала такое поведение показалось Джезалю очередным незабываемым проявлением дикости, и он лишь поблагодарил свою звезду за то, что варвар соблаговолил оставить штаны, но по мере того, как холодный дождь стал проникать сквозь плащ, его уверенность начала таять. Без одежды ему не было бы ещё холоднее, или мокрее, но по крайней мере он избавился бы от бесконечного, ужасного трения влажной ткани. Девятипалый ухмыльнулся ему, словно мог прочесть его мысли.

— Всего лишь слякоть. Солнце не может светить всё время. Надо быть реалистом!

Джезаль стиснул зубы. Если ещё хоть раз он услышит, что надо быть реалистом, то проткнёт Девятипалого короткой шпагой. Проклятый полуголый болван. Мало того, что приходилось ехать верхом, есть и спать в пределах сотни шагов с таким пещерным человеком, но слушать его глупые советы было оскорблением почти непереносимым.

— Проклятый бесполезный дикарь, — пробормотал он себе под нос.

— Если дело дойдёт до драки, то думаю, вы порадуетесь, что он на вашей стороне. — Ки сбоку смотрел на Джезаля, покачиваясь вперёд-назад на сидении своей скрипучей телеги. Длинные волосы от дождя прилипли к сухопарым щекам, и с каплями влаги на белой коже он выглядел ещё бледнее и болезненнее, чем обычно.

— А кто спрашивал твоего мнения?

— Тот, кому не интересны чужие мнения, должен держать свой язык за зубами. — Ученик кивнул головой, с которой капала вода, в сторону спины Девятипалого. — Это Девять Смертей, самый страшный человек на Севере. Он убил больше людей, чем чума. — Джезаль хмуро посмотрел на северянина, мешковато сидевшего в своем седле, подумал об этом немного и ухмыльнулся.

— Меня он совсем не пугает, — сказал он так громко, как мог, только чтобы Девятипалый его не услышал.

Ки фыркнул.

— Могу поспорить, ты ни разу в гневе не выхватывал клинок.

— Могу начать сейчас, — прорычал Джезаль, угрожающе хмурясь.

— Как свирепо, — хихикнул ученик, до обидного не впечатлённый. — Но если тебе интересно, кто здесь самый бесполезный — что ж, я знаю, от кого предпочёл бы избавиться я.

— Да что ты…

Тут Джезаль подпрыгнул в седле, поскольку яркая вспышка осветила небо, а потом ещё одна, пугающе близко. Пальцы света вцепились во вспученные подбрюшья туч, зазмеились во тьме над головой. Долгий раскат грома с грохотом и треском прокатился вместе с ветром по мрачной равнине. К тому времени, как он стих, телега уже укатилась, не давая Джезалю шанса ответить.

— Проклятый идиот, — пробормотал он, хмуро глядя на затылок ученика.

Сначала, когда засверкали вспышки, Джезаль пытался поднимать себе дух, представляя, как его спутников поразит молния. Например, было бы справедливо, если бы Байяза спалил дотла удар с небес. Впрочем, вскоре Джезаль даже в фантазиях отчаялся надеяться на такой исход. Молния никогда не убьёт больше одного человека за день, а уж если одному из них и придётся уйти, то Джезаль постепенно начинал желать, чтобы это оказался он. Миг сверкающего озарения, а потом сладкое забвение. Лучший выход из этого кошмара.

Струйка воды потекла по спине Джезаля, щекоча воспалённую кожу. Он вытянулся, чтобы почесать там, но знал, что если почешется, то зуд лишь десятикратно усилится, распространится на лопатки и на шею, и на такие места, до которых пальцем не дотянуться. Он закрыл глаза, и его голова поникла под тяжестью его отчаяния, а мокрый подбородок коснулся груди.

Шёл дождь, когда он видел её в последний раз. Он вспомнил это с болезненной ясностью. Синяк на её лице, цвет её глаз, изгиб рта, кривоватая улыбка. От одной лишь мысли об этом он сглотнул комок в горле. Комок, который он сглатывал по двадцать раз на дню. Первый утром, когда просыпался, а последний ночью, когда ложился на твёрдую землю. Быть сейчас с Арди, в тепле и безопасности, казалось пределом всех его мечтаний.