Прежде, чем их повесят

Сейчас Джезалю не помешала бы толика их безразличия. Он никогда бы этого не признал, но чувствовал сильную тошноту. Эта кожа: дряблая, неподвижная, бледная как воск, покрытая каплями дождя. Эта одежда: изорванная и изрезанная; у кого-то не хватало сапог, курток или даже рубашек. Эти раны. Рваные красные полосы, синие и чёрные синяки, разрезы, разрывы, зияющие отверстия на плоти. Джезаль резко повернулся в седле, посмотрел назад, налево, направо, но вид везде открывался один и тот же. Некуда бежать, даже если бы он знал, в каком направлении ближайшее поселение. Он в группе из шести человек, и всё же чувствовал себя совершенно одиноким. На большом открытом пространстве, и всё-таки словно в ловушке.

Один из трупов, казалось, пристально уставился прямо на него. Молодой человек, не старше Джезаля, со светлыми волосами и торчащими ушами. Ему не мешало бы побриться, хотя сейчас это уже не имело значения. На животе зиял глубокий красный разрез, по обе стороны которого лежали окровавленные руки, словно парень старался сжать рану. Внутри блестели влажные багрово-красные кишки. Джезаль почувствовал, как тошнота подступает к горлу. Он и так чувствовал слабость от того, что слишком мало поел утром. Его воротило от проклятых сухарей, и он с трудом запихивал в себя ту бурду, которую ели остальные. Он отвернулся от тошнотворной сцены и уставился на траву, притворяясь, что ищет что-то важное, в то время как его желудок крутило и сжимало.

Он изо всех сил стиснул поводья и сдержал рвоту, которая уже подступила ко рту. Проклятье, он же гордый сын Союза. И что важнее — он благородный человек из известной семьи. И что ещё важнее — он храбрый офицер Личной Королевской и победитель Турнира. Блевать от вида капли крови перед этой группой дикарей и дураков стало бы для него позором, который ни при каких обстоятельствах нельзя допустить. На кону стояла честь его страны. Он злобно уставился на мокрую землю, стиснул зубы и приказал желудку успокоиться. Постепенно это сработало. Он глубоко вдохнул через нос. Холодный, влажный, успокаивающий воздух. Он полностью себя контролировал. Он посмотрел на остальных.

Ферро сидела на корточках на земле, почти по запястье засунув руку в рану одной из жертв.

— Холодный, — бросила она Девятипалому, — мёртв по меньшей мере с утра. — Она вытащила руку, пальцы были липкими от запекшейся крови.

Джезаль выблевал половину своего жалкого завтрака на плащ, даже прежде, чем успел выпрыгнуть из седла. Сделал пару нетвёрдых шагов, вдохнул, и его снова стошнило. Он согнулся, уперев руки в колени, и отрыгнул желчь на траву; голова кружилась.

— Ты как?

Джезаль поднял голову, изо всех сил стараясь выглядеть равнодушно с длинной струйкой горькой слюны, свисавшей с лица.

— Съел что-то, — буркнул он, вытирая нос и рот дрожащей рукой. Жалкая отговорка, следовало признать.

Но Девятипалый только кивнул.

— То мясо с утра, скорее всего. Меня тоже подташнивало. — Он улыбнулся своей отвратительной улыбкой и протянул Джезалю мех с водой. — Пей побольше. И смой это, ага?

Джезаль набрал полный рот воды, выплюнул, глядя как Девятипалый идёт назад к телам, и нахмурился. Это было странно. От другого человека это выглядело бы почти великодушным поступком. Джезаль глотнул ещё воды и почувствовал себя лучше. Он несколько неуверенно пошёл к лошади и взобрался обратно в седло.

— Кто бы это ни сделал, они хорошо вооружены, и их немало, — говорила Ферро. — На траве полно следов.

— Надо быть осторожными, — сказал Джезаль, надеясь включиться в разговор.

Байяз резко обернулся и посмотрел на него.

— Мы всегда должны быть осторожными! Об этом и говорить нечего! Как далеко мы от Дармиума?

Длинноногий покосился в небо, а потом на равнину. Облизал палец и подержал на ветру.

— Даже человеку с моими талантами сложно сказать точно без звёзд. Миль пятьдесят или около того.

— Вскоре нам придется уйти с дороги.

— Мы не будем переходить реку в Дармиуме?

— В городе хаос. Кабриан его захватил и никого не пускает. Мы не можем рисковать.

— Хорошо. Тогда Аостум. Сделаем крюк вокруг Дармиума и отправимся на запад. Путь немного длиннее, но…

— Нет.

— Нет?

— Мост в Аостуме разрушен.

Длинноногий нахмурился.

— Разрушен, да? Поистине, Бог любит испытывать праведных. Тогда придется переходить Аос вброд…

— Нет, — сказал Байяз. — Дожди были сильными, и великая река глубока. Все броды для нас закрыты.

Навигатор выглядел озадаченным.

— Вы, конечно, мой наниматель, и я, как достойный член ордена навигаторов, обязан вам повиноваться, но боюсь, я не вижу другого пути. Если мы не можем перейти реку в Дармиуме, или в Аостуме, или вброд…

— Есть ещё один мост.

— Неужели? — ещё мгновение Длинноногий недоумённо смотрел, а потом его глаза неожиданно расширились. — Вы ведь говорите не о…

— Мост в Аулкусе стоит по-прежнему.

Все хмуро посмотрели друг на друга.

— Кажется, ты говорил, что это место разрушено, — сказал Девятипалый.

— Разваленное кладбище, как я слышала, — пробормотала Ферро.

— Я думал, все обходят это место за многие мили.