Пряничные туфельки

— Пирожки, что ли, лепить? Ну помогайте.

Второго фартука не нашлось, Ринна повязала на бёдра полотенце. Пирожки с осенними яблоками и корицей у неё получались красивые, ровные, один к одному, шов на пирожках она не прятала, а привычно сплетала «верёвочкой».

— Ишь, хоть графу на стол подавай, — похвалила хозяйка, — видно, долго ты такой работой занималась, — как и в прошлый раз, едва Ринна встала к поварскому столу, так трактирщица перестала с ней церемониться. — А не работу ли ищешь? — она вдруг нахмурилась, — а по виду я и не поняла сразу.

— Нет, работу не ищу, — поспешила успокоить её Ринна. — А что, не возьмёте меня? — это она уже пошутила.

— Взяла бы, — женщина улыбнулась, — как такую не взять. Только мы концы с концами еле сводим, куда нам ещё работники, — она вздохнула невесело. — Триста лет этому трактиру. Деды мои тут хозяйничали. Совестно разоряться! Может и обойдётся, — она тряхнула головой, отгоняя плохие мысли. — Чего только не было! Королевскую треть забирали, и раньше, при дедах, и вот недавно. Своим королям — треть, с чужими тоже обошлось. Устояли, видишь.

— Что за королевская треть? — уточнила Ринна, она впервые слышала про подобное.

— Ну как же. Это гидьдейский закон, старый, — женщина деревянной лопаткой снимала готовые пирожки с противня. — Когда-то гильдии договорились с королем, что те никогда и ни за что не могут забрать имущество у ремесленника больше, чем на треть, и то в случае войны. Если он в гильдии состоит, да. Только долгом можно взыскать, если задолжал, а отобрать волей короля — нельзя. Это у благородных можно всё забрать, если король так решит. И дочек их своей волей замуж отдаст, и всё заберет, если захочет.

— Нет, я точно знаю, что у короля есть право выдать замуж дочь любого своего подданного.

— Ладно, есть. Выдаст, но приданое не отнимет. Только родители будут решать. Если это гильдейца дочь. Такие законы нельзя нарушать, их клятвами на Пламени скрепляли! Да и много ты слышала, чтобы король чьих попало дочек замуж выдавал? Что ему до них за дело? — она хмыкнула, — он даже Капризную Принцессу не выдал, хотя давно мог бы. Связать как овечку и к жениху отвезти — а что? Он в своём праве тут! Так нет же. Вон, всё отобрал и совсем выгнал. А она в монастырь ушла! Проезжие рассказывали. Да пустое! Она, видно, в монастырь и собиралась. А хотела бы замуж — так у неё и возможности были, и время!

— Да уж, — Ринна бросила на стол комок теста.

Последний пирожок не получился.

— Ты здесь? — в дверях стоял Рик. — Снова в кухне. На ком я женился? Зато знаю, где искать.

Не глядя на трактирщицу, он подошёл к Ринне сзади и обнял.

— Не убегай от меня, кошка.

Она повела плечами, но он только крепче прижал её к себе. Трактирщица, подхватив корзинку с пирожками, быстро ушла.

— Колдун уехал? — спросила Ринна.

— Да. Оставил тебе порошки для сна и ещё что-то укрепляющее, — он поцеловал её в затылок, потом потёрся щекой о её щёку.

— Скажи мне, он правду о тебе говорил?

— Да.

— Так. Значит, я не понимаю, зачем было от меня это скрывать? А от королевы?

Не получалось ответить.

— Рин-на, — позвал он раздельно, перебирая пальцами её волосы. — Не отвечай, конечно, если не хочешь. Но — потом объяснишь?

Он так редко отчего-то звал её по имени. И от такого его голоса, немного хриплого — как мурашки по спине.

— Моя леди. Обещай, что потом… — он настаивал.

Она ответила:

— Я люблю тебя, Рик. С того вечера, как мы впервые встретились. Ты веришь?

Он ответил, помедлив:

— Я не верю, я знаю. Почувствовал тогда, в первый вечер, что с нами случилось что-то общее и деваться некуда. Знал, что без тебя не уеду, ты моя, знал, что я твой и нравлюсь тебе. Но ты ещё была уверена, что я тебе не подхожу, что я — твое бесчестье, и меня надо обойти, подобрав подол. Да?

— Примерно так, — кивнула Ринна.

— Вот. Ну а с моей стороны такого не было. Ты мне подходишь идеально, лучше просто не бывает. Так что надо было лишь тебя уговорить. И всё.

— Да неужели?..

— Да. Я только, дурак, терялся и не знал, как приступить. Наговорил тебе ерунды. Я не умею ловко с девушками обращаться. Видишь, как жаль, — теперь он улыбался, она слышала по голосу.

— Врёшь, — решила она, — ты ловко со мной обращался. В первую же ночь спал в моей постели. А тогда на реке… Ты помнишь?

— Помню, кошка, — он поймал губами её ухо. — Только, знаешь, я не спал. Так и промаялся, тронуть тебя нельзя, уснуть — не могу, уйти — никаких сил нет. Я тебя люблю, и всё неважно. Слышишь? Я тебя люблю.

— Я тоже люблю тебя, Рик, — сказала она.

И ведь, действительно, всё неважно…

Они провели в сёдлах дней пять — Ринна, Рик и их охранники, которые держались ненавязчиво, стараясь не привлекать внимания. Охранников звали Фир и Питу — молодые парни, всегда внимательные. Казалось, они слышали и видели Рика, даже когда тот, отвернувшись, поводил бровями. И они определённо были циркачами — очень подвижными и ловкими. Однажды на привале Питу для смеха завязался узлом так, что Ринна в душе испугалась — возможно ли такое для человека?