Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

Чтоб не впасть в подлый и вредительнейший какого ни есть хищения порок, требуется предосторожность от <…> лихоимства, то есть от ненасытимаго к собиранию богатства желания, и от лености или праздности. Лихоимец ничем не будучи доволен, всякий способ позволительным почитает, толькоб приумножить прибыток: а праздный и ленивый самовольно приводя себя в скудость, принужден бывает воровством искать себе пропитания. Почему всяк должен в своем звании пребывать с прилежанием и от благословенных трудов своих довольствоваться. Лучше бо иметь мало, да быть честным человеком, нежели много, с безчестным именем хищника и нечестнаго человека. А притом надеяться на Божий промысл, который, по уверению Евангельскому, о последней печется птице, и траву скоро увядающую питает и одевает: кольми паче не оставит нас, ежели мы в надежде на его щедроты не ослабеваем, и ежели часто себе будем припоминать, что скудость честностию совести украшаемая будет награждена богатством небесным (Платон 1766, 91 об. – 92).

III

Подобно сочинениям и переводам Кантемира, о которых напоминал эпиграф к «Трем одам парафрастическим…», сама эта книжка была фактом придворной словесности. Выкладки ее предисловия о свойствах ямба и хорея могли быть интересны читателям стиховедческого трактата Кантемира «Письмо Харитона Макентина…», переправленного в Россию в начале 1740‐х гг. Трактат был адресован Трубецкому и по его указанию был напечатан в 1744 г. вместе с переводами Кантемира из Горация; подготовку издания Трубецкой поручил Тредиаковскому, и тот держал корректуру трактата «параллельно с подготовкой „Трех од парафрастических“» (Николаев 2010, 261). «Письмо Харитона Макентина…» представляло собой возражение на «Новый и краткий способ к сложению российских стихов» (1735) Тредиаковского, обращенный ко «всем высокопочтеннейшим особам, титулами своими превосходительнейшим, в российском стихотворстве искуснейшим и в том охотно упражняющимся» (Тредиаковский 1963, 365). «Три оды парафрастические…», как показывает А. Б. Шишкин (1983, 235–236), предназначались этой же публике. Книжка с тремя переложениями 143‐го псалма увидела свет в декабре 1743 г. по личному распоряжению Трубецкого (см.: Куник 1865, 434).

Придворных читателей «Трех од парафрастических…» должны были занимать не только вопросы стихосложения. Тредиаковский пояснял в предисловии, что, несмотря на разногласия трех поэтов, касающиеся стихотворной техники, в своих переводах 143‐го псалма они «в один пункт сходятся» и имеют общую «цель, в которую бы метить» (Trediakovskij 1989, 430). Их совместное предприятие, определявшееся взаимной проекцией горацианской эстетики эпиграфа и ветхозаветного вероучения Псалтыри, апеллировало к определенному придворному вкусу, не видевшему противоречия между светской поэтической формой и вероучительными темами.