Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

Как Сумароков пел и так, как Ломоносов,
Великие творцы, отечеству хвала,
И праведную честь им слава воздала.

(Херасков 1961, 102–103)

Во имя славы «отечества» начинающий поэт упраздняет хорошо известную ему вражду двух литературных корифеев. Это объясняется не тем, что оба они, как полагает Берков, стали «явлением прошлого» (Берков 1936, 272): и в частной переписке, и в стихотворных публикациях этого времени Херасков выказывал себя верным почитателем «приятного С[умарокова]» (Херасков 1961, 84)[18]. Официально-вежливая формулировка «Письма» отвечала взглядам Шувалова, непосредственного начальника Хераскова по университету. В свою очередь, фаворит руководствовался канонизированными в Европе сценариями организации и осмысления литературной жизни, вписывавшими ее в символический облик монархической государственности.

В главе I было показано, что первенствующую роль в этом должна была исполнять Академия наук. Однако, как писал Сумароков, ее работа осуществлялась главным образом «в Науках[,] а не в Словесных Науках» (Сумароков 1787, Х, 7). Российское собрание, созданное в 1735 г. для «исправления и приведения в совершенство природного языка» (Ломоносов, VII, 782), к 1750‐м гг. давно перестало действовать, хотя Тредиаковский переиздал в составе «Сочинений и переводов» программную речь о его задачах.

На этом фоне складывалась и осуществлялась в 1750‐х гг. литературная политика Шувалова. Без его участия не обошлось, по всей видимости, основание единственного в ту пору русского журнала – «Ежемесячных сочинений». Академия наук начала издавать их в 1755 г. по распоряжению президента К. Г. Разумовского, которое поступило в ноябре 1754 г. (см.: Пекарский 1867, 4–5). Однако еще в январе 1754 г. Ломоносов писал Шувалову, что «весьма бы полезно и славно было нашему отечеству, когда бы в Академии начались <…> периодические сочинения» (Ломоносов, X, 498). Через год, в январе 1755 г., Ломоносов вмешивался в подготовку первого номера, ссылаясь на мнение «двора ея императорского величества» (Пекарский 1867, 8), – надо думать, с ведома Шувалова, чьи пожелания ему уже приходилось представлять в академических делах.

В предисловии к журналу, обратившем на себя внимание двора, говорилось:

Такие стихотворцы, каких Россия ныне имеет, достойны, чтоб потомкам в пример представлены были; а особливо не должны мы умалчивать о тех сочинениях, в которых содержатся достодолжные похвалы величайшей в свете монархине и всемилостивейшей наук питательнице и покровительнице (ЕС, 1755, генварь, 8).

Этот отзыв объединял не названных прямо Ломоносова и Сумарокова в общей картине отечественной словесности, прославляющей монархиню. В том же 1755 г. «Ежемесячные сочинения» напечатали уже цитировавшееся выше программное стихотворение Сумарокова, провозглашавшее литературное многообразие атрибутом имперского величия:

Желай, чтоб на брегах сих музы обитали,
Которых вод струи Петром преславны стали.
Октавий Тибр вознес, и Сейну – Лудовик.
Увидим, может быть, мы нимф Пермесских лик
В достоинстве, в каком они в их были леты,
На Невских берегах во дни Елисаветы.
Пусть славит тот дела героев Русских стран
И громкою трубой подвигнет океан <…>
Тот звонкой лирою края небес пронзит,
От севера на юг в минуту прелетит <…>
В героях кроючи стихов своих творца,
Пусть тот трагедией вселяется в сердца:
Принудит чувствовать чужие нам напасти
И к добродетели направит наши страсти. <…>
Пусть пишут многие, но зная, как писать <…>

(Сумароков 1957, 130)