Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

По всей видимости, Шувалов обдумывал создание русской литературной академии. Деятельность полуфантомного русско-французского литературного общества, существовавшего в конце 1750 – начале 1760‐х гг. в его окружении, могла стать прелюдией к этому шагу. В хорошо известном Ломоносову официальном издании по этой модели описывалась предыстория высочайшего возобновления Берлинской академии в 1744 г. (см.: Histoire 1746, 8; Коровин 1961, 399–400). Сумароковские стихи 1755 г. торопят будущее: «Желай, чтоб на брегах сих Музы обитали <…> Увидим, может быть, мы нимф Пермесских лик <…> На Невских берегах». В 1760 г. Сумароков (вряд ли без ведома Шувалова[19]) выпустил в свет статью «Сон», содержавшую челобитную «Мельпомены и всех с нею Российских муз» к «Российской Палладе», то есть императрице Елизавете:

Призваны мы на Российской Парнасс Отцем твоим, великим Юпитером, ради просвещения сынов Российских, и от того времени просвещаем мы Россиян по крайней нашей возможности <…> О заведении ученаго в Словесных науках собрания, в котором бы старалися искусныя писатели о чистоте российского языка, и возрощении Российского красноречия, иноплеменники <…> никогда и не думывали, хотя такие собрания необходимо нужны; ибо без того Науки ни в котором государстве совершеннаго процветания не имели, и иметь не могут <…> (Сумароков 1787, IX, 284–286).

Будущее «в Словесных науках собрание» увязывается здесь с опытом Академии наук, учрежденной по проекту Петра I – «великого Юпитера». Сам Сумароков желал быть «членом здешней Академии» (Письма 1980, 87; см.: Живов 2002а, 615–617). Видимо, с намерениями Шувалова соотносится черновая записка Ломоносова о реформе Академии наук (1758–1759); среди прочего она предполагала возобновление Российского собрания (см.: Ломоносов, X, 71)[20]. Пристрастиями фаворита объясняется, безусловно, учреждение в 1757 г. при Московском университете недолговечного литературного общества, о котором сообщает С. П. Шевырев. Хотя инициатива его создания приписывается директору университета И. И. Мелиссино, заседания начались в день рождения Шувалова, когда «Рейхель читал краткую речь о благодеяниях куратора университету» (Шевырев 1998, 52). Коллега И. Г. Рейхеля по университету Х. Г. Кельнер сообщал Готшеду в 1758 г., что обязательные еженедельные собрания профессоров изображают «ученое общество или Академию» («eine gelehrte Gesellschaft oder Akademie vorstellte» – Lehmann 1966, 114). Сумароков, однако же, жаловался Шувалову в том же 1758 г., что «в Университете словесных наук собрания установить вам еще не благоволилось» (Письма 1980, 84).

Академии создавались в Европе для того, чтобы подчинить «науки» интересам двора и обратить их в источник политического престижа (см.: Gosman 2005). Уже петровский дипломат Матвеев обращал внимание на Французскую академию: «<…> ныне государствующей король, под свое защищение ее взяв, из многих знатных ученых особ сложил тое, в особом призрении и чести содержевая оную» (Матвеев 1972, 218). Этим же идеалом руководствовался Шувалов. Содружество государства и словесности, которое ему так и не удалось воплотить в особом учреждении, вновь и вновь провозглашалось в публикациях, входивших в сферу его неформального, но значительного влияния. В сумароковском стихотворении 1755 г., как и в послании Горация, картина литературного быта отправляется от политико-панегирического языка: римский поэт упоминает «Августа действа», «войны» и «миры», которые заставят «позднейший век дивиться», а русский стихотворец прочерчивает символическую генеалогию империй, ведущую от Августа и Людовика XIV – эталонов государственного покровительства литературе – к Петру и Елизавете.