Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

Состязание Ломоносова и Сумарокова в переводе оды «К счастью», осуществленное по желанию Шувалова, могло задумываться как ответ Фридриху и в любом случае имело свойство политико-патриотического жеста. Как указывают комментаторы Ломоносова, «выбор именно данной оды Жана Батиста Руссо объяснялся, должно быть, тем, что эта ода, бичевавшая удачливых завоевателей, которые добывают себе славу ценой жестокого кровопролития, приобретала актуальность в период Семилетней войны, когда виновник ее, прусский король Фридрих II, заливая кровью центральную Европу и разоряя свои и чужие земли, создавал себе таким способом громкую репутацию непобедимого полководца» (Ломоносов, VIII, 1099). Действительно, Фридрих, в своих интересах расшатывавший сложное равновесие сил в Европе, дважды начинал войну с вторжения в чужие земли: в Силезию в 1740 г. и в Саксонию в 1756 г. Его противники имели повод объявить его нарушителем всеобщего мира; в манифесте, извещавшем о вступлении России в Семилетнюю войну, осуждался «к войне и к неправедным завоеваниям жаждущий <…> нрав» прусского короля, которому «к начатию войны и похищению чужих земель довольно <…> единаго хотения» (ПСЗ XIV, 787; см. также: Borié 1761/1996; Schulze Wessel 1996, 51; Externbrink 2006, 179–182). Шувалов в начале войны писал, что «король Прусской приобретением себе Силезии, умножением своей армии, а особливо по неспокойному, вероломному и предприимчивому своему ндраву, возбудил <…> своих соседей» (Шувалов 1867, 67–68). В сходной фразеологии выдержана ода Руссо (цитируем перевод Ломоносова):

Почтить ли токи те кровавы,
Что в Риме Сулла проливал?
Достойноль в Александре славы,
Что в Аттиле всяк злом признал?
За добродетель и геройство
Хвалить ли зверско неспокойство
И власть окровавленных рук? <…>

Издревле что об вас известно,

О хищники чюжих держав?
Желанье в мире всем не вместно,
Попрание венчанных глав,
Огня и трупов полны стены,
И вы – в пару кровавой пены,
Народ, пожранный от меча <…>

(Ломоносов, VIII, 662–663)

Топику и фразеологию переложения оды Руссо предвосхищают уже ломоносовские строки 1757 г. о нападении прусского короля на Саксонию:

Царям навергнуть тщится узы
Желание чужих держав.

(Там же, 635)

Антимилитаристская риторика, на которой строится ода Руссо, была востребована в европейской публицистике Семилетней войны. В 1756 г. Воронцов пересылал русскому представителю в Париже переведенное Ломоносовым язвительное послание Вольтера к Фридриху о военных событиях:

Европа вся полна твоих перунов стоном <….>
Необузданнаго гиганта зрю в тебе,
Что хочет отворить путь пламенем себе,
Что грабит городы и пустошит державы,
Священный топчет суд народов и царей,
Ничтожит силу прав, грубит натуре всей.

(Там же, 616–617, 1057–1058)

Одному из антипрусских памфлетов 1757 г. «о происшествиях нынешней войны» были в качестве эпиграфа предпосланы стихи Вольтера 1741 г. о вторжении Фридриха в Силезию:

Vers les champs hiperboréens
J’ay vu des rois dans la retraitte
Qui se croyoient des Antonins;
J’ay vu s’enfuir leurs bons desseins
Aux premiers sons de la trompette.
Ils ne sont plus rien que des rois,
Ils vont par de sanglants exploits
Prendre ou ravager des provinces.
L’ambition les a soumis.

[В гиперборейских землях

Я зрел королей на покое,
Которые считали себя Антонинами.
Я зрел, как их благие намерения
Бежали при первых звуках трубы.
Теперь они только короли:
Совершая кровавые подвиги,
Они захватывают или грабят области.
Честолюбие поработило их.]

(Voltaire 91, 445, D2444; TKC 1757, 912)

В оде Руссо обличение «зверска неспокойства» отправляется от идеализированного образа монархии, воплощенного в фигурах римских императоров Августа и Тита (Ломоносов, отступая от традиции, именует его «Веспазианом»):