Приемный ребенок

Элли сидит на заднем сиденье, прижав голову к холодному стеклу окна. Она видит, как ее приемная мать разговаривает в кофейне с Имоджен. Наблюдая за ними, она чувствует, как надежда, которая жила внутри нее, ускользает прочь, словно опухоль, которую из нее вырезали. Она гадает, что же Сара говорит Имоджен. Что бы это ни было, Элли знает, что ничего хорошего. Сара продолжает ее обвинять в случившемся с Билли, несмотря на то, что сказал врач в больнице.

– Теперь она мне никогда уже не поможет, – бормочет Элли себе под нос.

Мэри, сидящая на переднем месте в наушниках, поворачивается к ней.

– Ты что-то сказала, Элли? – спрашивает Мэри.

– Нет, – качает головой Элли. – Не имеет значения, – жалобно произносит она. – Ерунда.

Но это не ерунда. Когда Элли находилась с Имоджен, у нее наконец появилось чувство, что в ее жизнь возвращается какая-то надежда. Словно есть кто-то на ее стороне. Эта женщина дала ей почувствовать, что она не должна отвечать за все, что произошло в этом городе после того, как она сюда переехала, – она не творит зло, а от того, что у тебя появляются плохие мысли, ты необязательно становишься плохим человеком. А теперь благодаря Саре все это закончится, и все, кто имеет для нее какое-то значение, будут считать, что она прогнила до самого нутра. Ее снова бросят; здесь у нее не остается шансов. Злость, сидящая в ней, напоминает извивающуюся змею, которая поднимает голову.

Глава 40

Имоджен

Вокруг сгущается тьма, вместе с ней приходит и холод. Меня непроизвольно передергивает. Дрожа, я поплотнее запахиваю пальто и иду немного быстрее. Из-за растущих по обеим сторонам тропинки деревьев и кустов сумерки воспринимаются как полночь, и я уже не в первый раз сожалею, что не выбрала более светлую дорогу. Если идти по освещенной тропе, то мой путь домой будет на десять минут дольше, но там меньше шансов, что в кустах прячутся какие-то призрачные существа, а я подверну ногу и свалюсь в то, что раньше было каналом, а теперь напоминает заросшее болото. Смотрю на светящиеся зеленые водоросли на черной воде и решаю, что с этого дня не буду торопиться, чтобы как можно быстрее выпить чашку чаю и улечься, закинув ноги выше головы. После встречи с Сарой Джефферсон сегодня утром я больше, чем когда-либо в жизни, мечтаю об очень большом бокале вина. Это еще одно лишение, за которое я должна поблагодарить ребенка.

Тишина вокруг становится плотнее, а затем я слышу треск в кустах слева от меня. На мгновение останавливаюсь и украдкой смотрю в ту сторону, откуда раздался звук. Не увидев никакой непосредственно угрожающей мне опасности, продолжаю свой путь. Ноги ничего не чувствуют в непрактичных туфлях на высоком каблуке, и я силой воли заставляю их передвигаться быстрее. «Бояться нечего, – говорю сама себе. – Здесь ничего нет. Просто больше не ходи этой дорогой».

Еще один треск в кустах, и я тихо ахаю. Меня всегда поражало, как легко на человеческое сознание влияет то, что нас окружает, и я стараюсь сконцентрироваться на психологическом аспекте. Мысли об автономной реакции на страх помогают сосредоточиться и успокаивают быстро колотящееся в груди сердце. Это не помогает, когда я слышу голос:

– Имоджен.

Это тихий шепот, идущий откуда-то из-за моего левого плеча. Я резко разворачиваюсь, испытывая облегчение от того, что смогу пройти остаток пути домой с кем-то, кого знаю, но на тропинке никого нет. Сердце опять сильно колотится в груди, ударяясь о ребра, а я вглядываюсь в кусты в поисках того, кто пытается шутить со мной, но кажется, что тишина сгустилась, еще больше, чем раньше. На тропе и вокруг меня никого нет, ничто не двигается. «Глупая женщина, – ругаю сама себя. – Глупая женщина, которая слышит то, чего нет».

Тем не менее я опускаю руку в карман, сжимаю толстый пластиковый брелок с ключами от машины и жалею, что здесь нет самой машины. Я позволила Дэну высадить меня утром у кофейни и уехать на ней домой. Крепко держу в руке импровизированную заточку, разворачиваюсь и целенаправленно иду дальше. Мне стыдно из-за того, как страх гонит меня вперед.

– Помогите мне. Пожалуйста, помогите мне.

Детский голосок, доносящийся из зарослей темных деревьев сбоку от тропы, звучит робко и беспомощно. Я морщусь. У меня не все в порядке с головой? Мой страх борется с пониманием того, что если этот голос звучит в реальности, а не у меня в голове, если ребенок попал в беду, а я ничего не сделаю, то никогда себя не прощу.

Я замираю на месте, жду, чтобы этот голос сказал что-то еще, чтобы точно определить, откуда он звучит. Пока я жду, достаю мобильный телефон из кармана пальто и набираю Дэна. Держу мобильный на некотором удалении от уха, пока не звучит голос:

– Алло! Имми?

– Дэн. – Я плотно прижимаю трубку к уху и шепчу имя мужа. – Я иду домой по тропе вдоль канала…

– Черт, Имми, я же говорил тебе, чтобы ты не ходила этой дорогой. Помнишь, как у женщины там вырвали сумочку в прошлую…

– Я знаю, но я сейчас здесь, – шиплю я.