– Я… я думаю, что ты не поняла. Я не увольняю тебя! Я даже выговор тебе не выношу. Пожалуйста, садись обратно. – Он кивает на кресло, с которого я только что встала, и я чувствую облегчение. Эдвард вздыхает, словно внезапно понимает, все пошло не так. – Прости, если из-за меня у тебя сложилось впечатление, будто это нечто большее, чем неофициальный разговор. Честно говоря, то, что я сказал раньше, – истинная правда. Нам повезло, что ты у нас работаешь. Я знаю, что у тебя большой опыт, который позволяет делать для людей, чьи дела попадают к тебе, гораздо больше, чем можем мы здесь с нашим финансированием и за то время, которое нам выделяется на каждый случай. Но дело в том, что мы ограничены в наших возможностях. Мы не все можем сделать!
Он вздыхает.
– А раз уж мы обсуждаем обеспокоенность, которая была высказана (не смотри на меня так; ты знаешь, что я не могу раскрыть детали и сказать, кто это сделал), я тоже считаю, что ты слишком привязалась к Элли Аткинсон. Я спишу это на то, что эта работа для тебя в новинку и ты очень хочешь помочь девочке, которой ужасно не повезло в жизни. Конечно, это вызывает восхищение, но мы не можем так продолжать работать дальше. Это дело мешает твоей работе. Например, я знаю, что Люси вчера вместо тебя ходила на региональное совещание и ей за тебя пришлось дописывать отчет, который ты должна была подготовить для Агентства защиты здоровья. Мне нужно, чтобы ты перенаправила Элли в соответствующие организации и занялась другими своими делами. Я не сомневаюсь, что в нашем отделе дела у тебя пойдут прекрасно после того, как ты приспособишься к работе регионального правительства, и больше у нас не возникнет необходимости для бесед подобного рода.
Последнее предложение звучит скорее как предупреждение, чем уточнение моей позиции, но я в любом случае киваю, ощущение у меня такое, словно мне удалось уклониться от пули.
– Спасибо, – тихо говорю я.
– Не за что. – Эдвард поворачивается, чтобы разблокировать свой компьютер, и таким образом показывает, что разговор окончен. – Я больше не хочу отрывать тебя от работы. Увидимся на совещании, когда будем обсуждать планы на неделю.
Я встаю, но мне в голову ударяет мысль, которая заставляет остановиться. Мне не хочется спугнуть удачу, но…
– Эдвард?
Он снова поворачивается ко мне, выглядит настороженно.
– Да?
– Я на самом деле ценю, что вы ограничились только беседой, и я понимаю все, что вы сказали про Элли. Я перенаправлю ее дальше, как вы и сказали, но не будете ли вы возражать против последней встречи с ней? Чтобы объснить ей, что происходит? Ее столько раз подводили, что я не хочу, чтобы она считала, будто я взяла и просто ее бросила.
Лицо Эдварда смягчается.
– Конечно, встреться с ней, – отвечает он. – Не вижу здесь никакой проблемы. Только дай ей четко понять, что это ваша последняя встреча. Мы не можем спасти всех, и один человек тем более не может, – говорит он, его слова звучат по-доброму. – Несмотря на то, что нам может этого очень хотеться. Не забудь представить подробный отчет со своими рекомендациями.
Я киваю и выхожу из кабинета. У меня такое ощущение, будто я только что участвовала в сражении, хотя почти ничего не говорила. Я знала, что наступит день, когда мне придется отпустить Элли. И теперь мне нужно надеяться, что несчастная девочка поймет, почему я это делаю.
Глава 72
Элли
Элли не понимает. Она считала, что Имоджен ей помогает. У них установились такие прекрасные отношения, все шло так хорошо! Имоджен – единственный человек, кроме Мэри, который не считает ее каким-то чудовищем. Элли же видит, как все остальные на нее смотрят – с благоговейным страхом, словно боятся, что якобы живущий в ней демон может в любой момент разорвать ее кожу и вырваться наружу. Имоджен никогда так на нее не смотрела. Конечно, она ее жалеет – Элли даже сейчас видит эту смесь жалости и беспомощности в глазах женщины, но ее это особо не волнует: она большую часть времени сама себя жалеет. Так почему же хотя бы одному взрослому тоже не испытывать к ней те же чувства? Нет, жалость гораздо лучше, чем страх и недоверие. Жалость можно использовать.
Имоджен всегда относилась к ней так, как взрослые в прошлой жизни, – она ребенок, о котором нужно заботиться, за которым нужно присматривать и защищать от плохого. Иногда Имоджен даже разговаривает с ней, как со взрослой, и немного балует, как это делала мама. А теперь она говорит Элли, что все это должно закончиться, раз – и все. Она бросает ее, как это сделали все остальные.
– Но вы же обещали, – говорит Элли и ненавидит себя за то, что ее голос звучит очень по-детски и напоминает поскуливание. Она снова пытается что-то сказать, добавить немного злости в свои слова, защититься, как ей всегда советует Мэри. – Вы говорили, что поможете мне.