Приглашение госпитальера

- Все просто. Высадиться на планету. Попытаться сориентироваться в обстановке. И действовать по ситуации... Или бездействовать.

- Высадиться на планете, да? - саркастически хмыкнул госпитальер.

- Ну да.

- На планете, где бушует эпидемия, от которой нет никакой защиты?

- Вроде того.

- Когда ни один корабль не может подойти на расстояние ближе пятисот тысяч километров?

- Точно.

- Как?

- Есть одна наметка. Думаю, сработает.

- Думаешь?

- Наверное, сработает... Ты можешь отказаться. Я пойму. Это слишком опасно...

- Слишком? - вздохнул Сомов.

- Да...

- Когда отлет?

- Вообще-то малый спейсер "Альтаир" ждет на орбите в готовности.

- Медицинская аппаратура?

- В системе находится еще один карантинный транспорт. Вскоре подоспеют еще два.

- Думаю, нет смысла тянуть. Поехали, Сергей.

- Я не ошибся в тебе, - безрадостно вздохнул разведчик, поднимаясь с кресла и похлопывая друга по плечу. - Ты все такой же псих, готовый к любым авантюрам. И с годами не меняешься.

- Ты тоже...

В углу квартиры открылась ниша лифтовой капсулы.

- В туннельник, - велел Филатов, когда ее лепестки сомкнулись за ними.

И капсула рухнула вниз, под землю, к станции туннельника, где их ждала транспортная капсула, которая за десять минут донесет до аэропорта. А там орбитальный челнок доставит к малому спейсеру.

А дальше? Дальше как получится...

***

Малый спейсер "Альтаир" на одиннадцатом часу полета вышел на разгонный вектор к точке перехода. Стабилизаторы, похожие на щупальца осьминога, озарились ослепительным синим светом, и корабль проник в надпространство, выпав из реального мира. Он устремился к свой цели - провинциальной и до сего времени мало кому интересной планете Синяя Долина...

Нет ничего скучнее, чем путешествие в надпространстве. На экранах внешнего обзора бесконечная, ничем не нарушаемая гладкая синь. И кусочек чуждого ей мира, закованный в броню, окруженный эфирными полями вращения, надежно огражденный от всех опасностей и неожиданностей, то ли несется вперед, то ли стоит на месте - не поймешь. Известно лишь одно - в нужный момент рейдовый спейсер выпадет обратно, в реальный мир.

Шла третья неделя надпространственного рейда, когда госпитальер, устроившись в трансформированном по его вкусу жестком кресле в своей крошечной, зато одноместной каюте, предавался ставшему привычным занятию - просмотру материалов по эпидемии на Синей Долине.

Малый спейсер - это не пассажирский лайнер. Сомов ютился в помещении, до потолка которого мог свободно достать ладонью, а если развести руки, они упирались в стены. Но вопросы комфорта его волновали в последнюю очередь. Когда он с Филатовым коротал ночи в джунглях Ботсваны, тогда и дикарская хижина казалась дворцом.

Экипаж и капитан относились к Сомову с подчеркнутым уважением, как и положено относиться к уполномоченному Чрезвычайного совета. Перед отлетом ему и Филатову придали этот статус, дававший огромные полномочия.

Новый статус не особенно тешил самолюбие Сомова. Какая-либо власть над людьми его не только не грела, но и откровенно тяготила. Среди его предков были рыцари благородного Ордена госпитальеров со Старой земли, ставившего своей главной целью братскую помощь страждущим, а сам он, в прошлом руководитель космического госпиталя, начальник гуманитарной миссии на Ботсванне, как и его предки, искренне желал не власти, а служения людям.

После последней заварушки, в которую его втянул, конечно же, лучший друг Филатов, госпитальер не находил себе места. Он так и не вернулся в космический госпиталь, числился консультантом федерального центра "Антивирус", но в этом качестве не обрел себя. За год он попытался систематизировать накопленный богатый научный материал, наметить дальнейшие исследования по ряду тем, где его первенство было очевидно, но дела, которые он начинал с неизменным энтузиазмом, быстро забрасывал. Что-то в нем дало сбой. Душа его томилась в тревожном ожидании. В ожидании чего? Он и сам не мог понять. Но с окружающим его спокойным, размеренно существующем миром он вошел в разлад.

Тягучее время в несущемся в надпространстве корабле способствовало возникновению самых дурных мыслей. И путешествие быстро стало для Сомова изощренной пыткой - пыткой ожиданием и неизвестностью. Меньше всего он относил себя к категории героев, и, стоило задуматься над тем, в какую мясорубку они суются, ему становилось дурно. Хотелось завопить что-то жалкое и малодушное, типа: поверните корабль, я возвращаюсь! Только "Альтаир" не повернешь. И принятое решение не изменишь. Он заключил очередной договор с судьбой, согласившись на эту авантюру, и отдал себя на ее милость.