Приглашение госпитальера

Они вытащили тела пилотов и гвардейцев. Филатов устроил их в ряд на песке и положил около них две катушки "голоса". Штука завелась, и уши заложило. У друзей возникло тревожное чувство, перерастающее в страх. Госпитальер поежился и поспешил в самолет.

- Они проспят не менее девяти часов, - сказал Филатов, когда самолет поднялся над берегом и так резко рванул вперед, что московитян вдавило в кресло. - "Голос" отпугнет любого зверя, так что они в безопасности.

- С ними точно ничего не случится? - вновь заволновался Сомов.

- Если не считать пары дней, когда их будут мучить приступы головокружения.

Самолет развернулся и взял иной курс. Московитянам надо было совершенно в другое место. "Синяя стрела" вышла на крейсерскую скорость около тысячи километров в час. Разведчик задал новые параметры полета и расслабился. Сомов уселся на кресло второго пилота.

- Только не трогай ничего, - посоветовал Филатов.

- Постараюсь.

Бурное озеро осталось позади. Показался океан. Машина прошла над широким заливом и забрала вправо - туда, где подпирали облака Барханские горы, чтобы через пару сотен километров достичь пиков с застывшим на века и тысячелетия не тающим, девственно чистым сахарным снегом.

Вскоре самолет достиг острых белых пиков, и они прошли где-то внизу, под брюхом самолета,

- Люблю горы. И вечные снега, - заметил разведчик.

- Тут бы и жить "снежному королю", - с тоской произнес госпитальер.

- А вот это скоро увидим, - Филатов через стекла кабины напряженно вглядывался в пейзаж, будто пытаясь увидеть там что-то необычное и занимательное. Но не видел ничего. Горы как горы. Пусть красивые, но видали куда красивее.

- Мне холодно, - неожиданно глухо выдавил Сомов.

- В кабине плюс двадцать.

- Все равно пробирает мороз... Кажется, что в кабине ветер дует - пока слабо, но с каждой секундой все сильнее, - голос у госпитальера слабел.

- И откуда дует?

- Оттуда, - госпитальер указал прямо по курсу.

- От Хрустальной горы, - нехорошим голосом произнес Филатов. Ему вспомнились рапорта группы Управления технологий, которая пыталась приблизиться к Хрустальной горе. Им это не удалось.

- Черт, что там, - госпитальер съежился, зябко обняв плечи и понимая, что может искупаться в кипящей воде, но холод не денется никуда. Этот холод не живет в этом мире.

Вскоре нечто схожее ощутил и разведчик. Сперва был небольшой озноб. Позже повеяло ледяным холодом. А еще чуть позже возникла мысль, что долго этого холода ему не выдержать.

- Все! Садимся! - разведчик бросил самолет вниз. Теперь машина шла низко и на минимальной скорости. Блестящие конструктивные решения этой летающей керосинки позволяли ей барражировать, правда, непродолжительное время, со скоростью пешехода.

- Мы прошли черту, до которой добрались поисковики Департамента Технологии, - проинформировал госпитальер, смотря на экран бортового компьютера.

- Они добрались до рубежа пять километров.

- А мы до трех... Вон за тем снежным холмом и откроется Хрустальная гора.

Смертельная бледность заливала лицо Филатова. Его колотила мелкая дрожь, и зубы стучали друг о друга, казалось, руки примерзнут к штурвалу. В голове мутилось. И, что удивительно, сейчас он чувствовал себя гораздо хуже госпитальера.

- Все, больше не могу, - дрожащими руками ударил по штурвалу.

Самолет устремился вниз, на южный склон Туманного гребня Барханских гор.

Из последних сил разведчик посадил его на почти плоский гранитный выступ, представляющий отличную посадочную площадку, а, может, когда-то и бывший ею.

От глохнувших турбовинтовых двигателей поднялась пурга. Снег, взволнованный появлением летающей машины, разлетался, клубился и нехотя, медленно оседал,

- Холодно, - прошептал замерзшими губами разведчик.

На термометре был плюс двадцать один градус.

Какая-то непостижимая энергия исходила со стороны так и не увиденной друзьями, скрытой горами и трудно различимой даже с воздуха Хрустальной горы.

- Все. Это была точка возврата, - прошептал Филатов, с трудом шевеля губами. Руки его отяжелели и будто приросли к штурвалу. Спина одеревенела. Жизнь уходила, толчками. Как кровь из рассеченной вены. Это было совершенно иное ощущение, чем в том городе, где люди "замерзали". Там была скорее испепеляющая жара. Здесь холод выпивал по капле жизнь, высасывал ее методично и нещадно. Тепло истекло из тела. И разведчик не мог бороться.

- Возврата, - прошептал госпитальер. И неожиданно почувствовал, как из солнечного сплетения стало разливаться тепло. Там будто тлел уголек. Если раздуть его пламень, можно жить в этом морозе. И не ему одному. Этого уголька может хватить, если обращаться с ним бережно, на них двоих. Если же уголек не удастся разжечь, обратного пути не будет. Жизнь истечет из них по капельке. Не хватит сил поднять самолет. Они прошли точку, за которой возврат невозможен. Теперь они могли идти только вперед. До призрачной и непонятной цели, где, возможно, ждала смерть, но может быть, и спасение.

- Пошли, - с трудом произнес госпитальер, пытаясь приподняться в пилотском кресле.

- Я не могу... Там очень холодно, - слова давались Филатову очень тяжело. - Зря...