Приговорённые к счастью

– Да, нехорошо вышло. Но не один ты тут совестливый нашёлся. Я сама из-за этого так разозлилась! Звонила тебе, дозвонилась до твоего дружка и со злости наговорила ему, что деньги твои забираю, а из дома скоро выселю, мол, для этого есть все права! И что тебя я ещё больше ненавижу. Много чего сказала и лишним приукрасила.

Её будто прорвало.

– Этот Адольф объяснил, что тебя нужно обрадовать. Из-за магии: «Ты мне, я тебе». Он так и сказал: «Недопустимо, чтобы он был в расстроенных чувствах, это негуманно. Пишите о самом приятном и сокровенном для него». Я, как девчонка, со смеху прыскала, пока писала, представляла, как ты со стыда сгораешь. Горячие были признания, да?

Бальтазар понуро кивнул.

– Но кое-что писать я наотрез отказалась! – засмеялась она, вся раскрасневшись. – Этот сморчок накарябал что-то там про «томящий меня жар давно натопленной печи», про «повара с горшочком, что, не побоявшись огня, откроет заслонку». Но это перебор, верно?

– Перебор, – послушно согласился Бальтазар.

– Ну, было и было! – взвилась Елизавета. – Впрочем, неважно… Засиделась я.

Она поднялась из-за стола, взяла было в руки пустую тарелку, но поставила обратно.

– Насчёт отправиться в гости я ещё не решила. Если тебе надо, подождёшь.

Покачивая бёдрами, Елизавета грациозно проплыла мимо него.

– Да, и приберись тут, – кинула она через плечо.

Кот тоже оглянулся, презрительно дёрнул хвостом и зыркнул оранжевым глазом.

– Не пойдёт. Отговорю, – прошептал Бенедикт одним кошачьим ртом и поспешил за хозяйкой.

Глава 19. Старый греховодник

Из задумчивого созерцания бездумно листаемой биографии Адольфа («Что? Миллионы страниц и миллиарды ссылок») Бальтазара выдернул звонок Дмитрия.

– Привет! Что, отменил претензию? Ничего себе! Прекрасно! Но у меня есть вопросы к его секретарю. По делу, Дима, не сомневайся. За что Вернер извинился? За Адольфа?! Вот как! Мне моя уже всё рассказала. А зачем вообще этот чёрт влез в чужую семью? Целиком его вина, застыдился и сознался? Ну конечно! Попал из-за этого в опалу? Ну да, ему крепко достаётся, поэтому он помогает невинно пострадавшим! Больная тема… Однако каков плут! А ты знаешь, от кого ему «крепко достаётся»? Спроси у Альберта, у своих. А-а, ты и так знал… Шею бы ему свернул? Я понял, понял…

Бальтазар послушал, поддакнул и вставил своё:

– Буквально только вычитал: «Мирно скончался от сердечного приступа во время послеобеденного отдыха, неосторожно позволив себе кружечку холодного немецкого пива знойным полднем в южных тропиках… Незаслуженно тихая смерть». Из-за него здесь раздрай случился на первых слушаниях по его делу: никто ни слова не высказал в его защиту, наоборот, все, кто мог, перевели свои грехи на него, называя себя обычными исполнителями. Небывалый случай в праве применения самоотводов. Из-за этого пришлось внести поправку в…

Недоговорив, он стал слушать, морщась и тихо вздыхая.

– Да не увожу я в сторону, – вставил Бальтазар. – Не согласен, что я у него в кулаке. Не выходка, а импровизация… Ладно, я понял: не выделываться… Я-то буду, а про ведьму не скажу. Ещё не решила, отдыхает, зубы точит или когти… Прошу, не называй её так!.. Мне можно, мой крест как-никак, донесу и брошу… Нет, спасибо, у меня дочка сводничает. Моя неандерталочка – её работа.

Он улыбнулся, но тут же поморщился:

– На Елизавету я сам всех подбил… Да-да, очень смешно. Часа через два буду. Пока.

* * *

Прошёл час, но Елизавета так и не появилась на пороге его комнатушки. Он терпеливо подождал ещё полчаса. Его обуревало желание обязательно привести её с собой – такую красивую, такую эффектную, его любимую женщину. Пусть даже под угрозой закатанных сцен, пусть так, зато весь вечер рядом с ней.

Время шло и шло мерным ходом старинных часов. Их тиканье медленно заполняло каморку, пока не заполнило до предела. Ждать дольше было невозможно. В последний раз глянув на стрелки часов, Бальтазар отправился тревожить её лично.

Он решил сказать ей правду, что с Вернером разногласия улажены. Выходит, ничего тому от Бальтазара не надо, показалось. И вряд ли им, вернее ей, стоит рассчитывать на щедрость Вернера, на которую Бальтазар намекал. Обычный визит в гости. Развеяться, отдохнуть.

Осторожно ступая, почти на цыпочках, чтобы, упаси бог, не потревожить вездесущего кота, Бальтазар прошёл на её половину, точнее сказать, на две трети, если не три четверти. Дверь в её спальню была приоткрыта.

– Елизавета, – шёпотом окликнул Бальтазар и тихо постучал.

Тишина.

Он заглянул внутрь.

Уютная просторная комната, стены цвета лепестков роз. Плетённые из ивы кресло и кушетка, на них тюфяки, набитые пахучим сеном. У кресла невысокий столик, на нём раскинутый веер глянцевых журналов и поверх открытая книга (разумеется, не та). Всё чисто и опрятно до того, что даже воздух, впитавший со стен их нежный оттенок, казался по-особенному прозрачен.