Приговорённые к счастью

Бальтазар догадался, что новоиспечённый родственник – из новеньких, раз скроил себе такое громадное, богатырского сложения тело, и, вероятно, не беден. «Любит нравиться и покорять дамские сердца, – решил Бальтазар, но засомневался: – Тогда зачем ему этот балахон? Видимо, очередной экстравагант из художественно-поэтической братии. Простолюдин, поэт-крестьянин из народной гущи, воспевший жизнь простого человека?»

Они поздоровались.

– Очень хотел с вами познакомиться, – сказал бородатый. – Мари много о вас рассказывала. Вы-то с ней правильным путём здесь, через детей. Не то что я. У меня наоборот выходит: я своих детишек приведу. Ну и матушку с папенькой обязательно тоже… Не сядете ли с нами за стол? – предложил Лёва. – Мы как раз собирались, я и сам только пришёл, даже не переоделся. Помираю с голоду.

– Я бы с радостью… – развёл руками Бальтазар.

– А, так вы поститесь? – обрадовался Лёва. – Мари говорила, вы из священников. А у нас стол сильно скоромный, хоть и Великий пост. – Он глянул на Мари, и та закатила глаза. – Я тоже пост соблюдаю, будем поститься вместе. Простую еду вкушать, а не животную.

– Э-э, – замялся Бальтазар, припомнив своё недавнее пиршество. – Нет, я заскочил к дочке буквально на пару слов. А поститься у меня как-то давно не получается. Да и еда здесь у всех одинакова: идеальный баланс нутриентов, так сказать, а различается только внешним видом и вкусом. Сильны же вы духом, если после местных чудес веру не подрастеряли.

– Наоборот. Обрёл, – бородач воздел глаза и перекрестился.

– Из ортодоксов? – зачем-то спросил Бальтазар, хотя и так было понятно.

– Наша вера самая правильная. Раньше я этого не понимал, а здесь дошло: веру нашу надо держать.

– Лёва, это в тебе дух противоречия бурлит, – со смешком вставила Мари. – Сам мне рассказывал про толстозадых, пузатых попов, как они тебя мучили своими глупыми речами и писаниной.

– То другое, – насупился Лёва. – Что же, не буду мешать вашему разговору. А вас мы ждём в гости. Живите у нас сколько пожелаете. – Он посмотрел Бальтазару в глаза и легонько кивнул, словно говоря: «Знаю, приятель, о твоих злоключениях». – К Мари я въехал со своими комнатами, так что найдём вам одну или две. Не потесните. Будем рады! – Лёва ещё раз пожал руку тестю и, двигаясь всё больше бочком, видимо, чтобы ничего не опрокинуть, оставил их одних.

– А что с Виктором случилось? Выгнала? – понизив голос, с удивлением спросил Бальтазар. – Месяц назад ещё тишь да гладь.

– А вот и нет, – наморщила носик Мари. – Надоел мне этот землянин. На какую-то войнушку записался каким-то прокачанным магом, что ли. Мужику за восемьдесят, а ему бы всё в солдатики играть. Что-то у него там где-то разгорелось. Кого-то из наших неправомерно осудили или не за то, а надо было за другое. Неважно! Мироздание рушится, надо спасать! Всё объяснял мне, доказывал, а я только смеюсь. Такая дичь, ты не представляешь. Поругались, разбежались. Всё! Я пока одной маме сказала, что с Лёвой живу. А теперь и ты узнал.

Женские секреты… Узнать бы от неё о похождениях Елизаветы, но ведь не расскажет. А если и нет ничего, то всё равно туману наведёт.

– А где этого молодца нашла? – усмехнувшись про себя, спросил Бальтазар.

– Помнишь, пару недель назад ты попросил заглянуть к твоему начальнику забрать почту от твоей бывшей рыжей пассии? Зря ты с ней расстался: я подсмотрела, что она тебе пишет. Она клёвая, хоть и высказывается о маме не самыми тёплыми словами. Ну да ладно… Вот там я Лёву и встретила. Отмечали его воскресение. Зайти-то я зашла, но вот обратно меня уже не выпустили. Заманили, опоили, развлекали. Гуляли весело. Игристое вино рекой, тосты, кричат хозяйке: «Хоть spiritus vini нам наливай, всё выпьем», но, слава богу, обошлись обычным. Стихи со стула, малопонятные шутки, музыка, танцы. Народу уйма, почти все свои. Ну, ты их знаешь… А Лёва ещё в казённой одёжке, не в этой, на эту я бы не купилась… Ну так вот, стоит он, вид задумчив… Никак не вписывается в окружающее озорство и горячие споры обо всём на свете. Сразу мне в душу запал. Такой спокойный, как айсберг посреди бушующих волн. Этакая мощная глыба, огромный камень, воткнутый в мелкий человеческий песок. Ну, думаю, прощай, Виктор, теперь уже навсегда… В тот вечер я его и охмурила, – хитро улыбнулась Мари.

Бальтазару никогда не нравилось выслушивать ветреные любовные признания дочери о новых кавалерах, но он любил дочь всем сердцем и даже брови не нахмурил, во всяком случае так ему показалось.

Он вытащил из кармана запечатанный пакет: