Приговорённые к совершенству

Вызвав шофёра и отправив Свету домой, Плешаков вернулся к прерванному её появлением обсуждению важной стратегической проблемы — как убедить Европу отвернуться от вконец скомпрометировавшей себя потаскушки-Москвы и начать вкладывать капитал в почти что девственную Югороссию. Горчаков, понимая, что и Кудрявцев и Сивоконь охотно пойдут вслед за Андреем Матвеевичем, стал настаивать на своей (как можно полнее учитывающей интересы Дикого Поля) точке зрения — маховик «большой политики» завертелся вовсю. Однако по ходу этого, крайне для него важного, совещания у Иннокентия Глебовича нет-нет, да и мелькали посеянные Светой сомнения: мы вот тут обсуждаем, спорим — зачем? Когда судьба не только России, но и всей нашей Вселенной решается не здесь. И не нами. Чёрт те где, в каком-то несуществующем прошлом какая-то никому неведомая женщина может невзначай нарушить какое-то дурацкое Большое Равновесие — и привет! Мы все исчезнем!

* * *

О, как резал этот волшебный нож! Пользуясь им, Иркат одним лёгким движением располовинил спереди непонятно каким образом соединённую на пленнике одежду из необычайно мягкого — наверняка, драгоценного! — материала. Чужеземец при этом заорал таким диким голосом, будто одежда была его второй кожей, и её совлечение доставляло ему такие же муки, как и сдирание собственной натуральной кожи. Что очень нарушало торжественную церемонию — поедаемой жертве полагалось стенать и вопить только тогда, когда в её нежную сочную плоть впивались ножи и зубы. Такое непростительное нарушение обычаев Речных Людей до того разозлило Ирката, что он чуть было, как какому-нибудь жертвенному животному, не перерезал пленнику горла, но вовремя спохватился и подавил свой гнев: пусть с чужеземцем, но всё-таки с человеком обойтись, как с бараном — Невидимые наверняка этого не одобрят! А что пленник своим несвоевременным криком нарушает строгий порядок церемонии — ничего не поделаешь. Ему же бедненькому, не владеющему ни одним из человеческих языков, не объяснишь, что неуместными — до начала жертвоприношения — воплями он очень осложняет своё посмертное существование. Что в чистом мире богов и предков его, замаравшейся кощунственным осквернением священного ритуала, душе не позавидуешь. Не объяснишь — увы. И нечего, стало быть, осуждать его за мешающие настроиться на торжественный лад всхлипывания, крики, вой. Нет, не обращая на них внимания, обойтись с пленником по-человечески — не приравнивая его к бессловесным тварям. Тем более, что найденные при нём таинственные магические предметы требуют уважительного отношения к их владельцу — независимо от его собственных (по правде, весьма невысоких) достоинств.

Сообразив это, Иркат объяснил прочим, смущённым преждевременными воплями чужеземца, юношам, что незнание — не вина, что, несмотря на своё неподобающее поведение, пленник всё-таки человек и должен быть съеден по всем правилам. Конечно, удостоенным высокой чести (посредством вырывания сердца) быть принесённым в жертву Бранке он не может, но слабым сейчас духам яблонь, буков, дубов, груш, каштанов — вполне. Да и мелкий лесной народец задобрить тоже нелишне — чтобы земляники, черники, брусники, сыроежек, белых, подберёзовиков, опят, груздей и прочих грибов и ягод уродилось летом поболее. Так что пусть себе чужеземец орет, сколько хочет — его неподобающие вопли им нимало не помешают настроить себя на торжественный лад. И вообще — следует поторопиться: солнце вот-вот взойдёт, а откладывать жертвоприношение до заката рискованно — иноплеменные колдуны, судя по их разнообразному магическому арсеналу, очень могущественны и, значит, вполне способны злонамеренно помешать священному ритуалу.

Короткая энергичная речь негласно признанного вождём Ирката вернула уверенность растерявшимся юношам, и они, не обращая внимания на гнусный богопротивный вой чужеземца, занялись необходимыми приготовлениями.

Цветов в эту пору взять было негде, но Речные Люди приспособились зимой заменять их листьями вечнозелёного лавра — тринадцать маленьких (для соучастников) и один большой (для священной жертвы) венков сплетены были быстро. Скоро также на старом дубе удалось отыскать магическую омелу — для ручных и ножных браслетов. Пояс для пленника сплели из плюща — так что основное условие, украсить жертву не менее, чем тремя видами зелёных растений, несмотря на зимнюю пору, было соблюдено.