Приговорённые к совершенству

— Сергей, не надо, — в примирительном тоне ответил Меньшиков, — я понимаю, с Ольгой не просто, и всё-таки… Так вот, с ходу, судить о том, что не укладывается в голове… если бы ты мог почувствовать тот ад, из которого она меня вытащила… ведь словами этого не предашь… ведь там же тебя не мифические черти жарят на сковородке… нет — сам себя… постоянно допрашиваешь и судишь… и казнишь, казнишь… и совесть не позволяет тебе никаких поблажек… я раньше — ну, до болезни или до смерти, не знаю — думал, что её у меня или вовсе нет, а если даже и есть — то маленькая и покладистая… а оказалось — ничего подобного… огромная и беспощадная… просто здесь она у меня, как, думаю, у большинства людей, крепко спала… а там проснулась… и у всех просыпается… и память… всё, что здесь, казалось бы, навсегда забыл — и хорошее, и плохое — там вспоминаешь до самой последней мелочи… и совесть все эти твои воспоминания оценивает… и казнит, казнит… за всё, что ты сделал людям плохого. Нет, Сергей, — этот свой покаянно-ностальгический монолог, почувствовав, видимо, его неуместность и несвоевременность, оборвал Юрий Меньшиков, — сверхсознание, Сорок Седьмой — это не главное. Если бы Ольга изначально, по своей природе, не была так добра и не умела так сопереживать и сочувствовать — никакого бы у неё сверхсознания не образовалось. Просто — сошла бы с ума. Нет, затащила она нас сюда, конечно, не по своей воле. Ведь она же рассказывала, как это получилось — вспомни. И если сказала, что мы отсюда благополучно выберемся, значит — выберемся.

— Да, Юрий Дмитриевич, твоими бы устами… хотя в отношении Ольги ты, наверное, прав… нам оценивать её действия, а уж тем более судить… ладно! Будем надеяться, что кем бы она сейчас ни была — человеком или симбиотом «Ольга 47» — из этого сучьего голоценового оптимума сумеет вернуть нас к нашим родным морозам. А пока… что у тебя при себе имеется? «Уазик»-то наш — тю-тю. Можно сказать, растаял…

У Меньшикова при себе был карабин с пятьюдесятью патронами к нему, пистолет с двумя запасными обоймами, десантный нож, сапёрная лопатка, газовая зажигалка, два коробка спичек, почти полная пачка сигарет, часы, компас, банка говяжьей тушёнки и немного завёрнутого в полиэтилен белого хлеба. У Сергея — почти то же самое: только вместо карабина «Калашников» с тремя дополнительными рожками, тушёнки не одна банка, а две и, кроме компаса, карта юга России. А также — мощный электрический фонарик. Зато не было спичек — что, впрочем, вполне компенсировалось «лишней» зажигалкой. Да — и цейсовский шестнадцатикратный бинокль. Который — в случае, если они здесь застрянут надолго — мог представлять особенную ценность, как средство для добывания огня: в отличие от не возобновляемых в «доисторическом» прошлом зажигалок и спичек, извлечёнными из бинокля увеличительными стёклами можно было пользоваться сколько угодно. Хотя, разумеется, ни Сергей, ни Юрий не думали, что настанет время, когда им придётся прибегнуть к этому не совсем традиционному способу получения высоких температур.

Оба, по счастью, отправляясь в разведку, не особенно доверились экзотическому теплу и были одеты почти по-зимнему — в кожаные (на ватине) куртки.

— Н-н-да! Не богато. — Сергей подвёл итоги импровизированной ревизии. — Хуже всего, пожалуй, со жратвой и боеприпасами. Хотя — нет. — В голову Голышеву вдруг пришло то, о чём живущий в условиях современной городской цивилизации человек, как правило, не задумывается: — Хуже всего, что у нас нет соли. При здешнем изобилии зверья — жратву раздобыть не проблема, а вот сохранить что-нибудь крупное… на мелочь-то патроны нам тратить нельзя… да и вообще — есть без соли…

— Да нет, Сергей, вряд ли… ну, мы здесь застрянем надолго. — С пессимистическими прогнозами Сергея не согласился Меньшиков. — На несколько часов, может быть, на несколько дней — не дольше. Ольга ведь обещала — вспомни…

— На несколько недель, несколько месяцев, несколько лет — что Ольге время? Она ведь теперь в вечности. Для неё один день, а для нас — тысяча лет. Ладно, Юра, прости, ехидничаю, — поняв, что его шутовство не помогает разрядить ситуацию, а напротив, может поссорить, — пошёл на попятную Голышев: — Думаешь, значит, что не надолго… что ж, будем надеяться… а патроны всё-таки следует поберечь… хорошо, что у тебя карабин… с автоматом не больно-то поохотишься.

На месте исчезновения друзей и автомобиля ещё раз очень внимательно оглядев всё вокруг и ещё раз убедившись в «дематериализации» большей части их маленького отряда, Голышев с Меньшиковым решили вернуться в ту рощу, которую полутора часами раньше присмотрели для устройства лагеря. Не столько из-за возможного внезапного разлива своевольной по виду речки, сколько не желая оказаться объектами исследования непрошеных двуногих гостей — вдвоём в прибрежных зарослях не то что бы наладить надежную оборону, но даже вовремя заметить опасность было практически невозможно.