Ближайших соседей они немного уже знали. Вторая квартира на одной площадке с ними была из «уплотнённых», там раньше жил какой-то генерал, но генерал уехал в Париж и возвращения его, понятно, не ожидалось, теперь там жило несколько рабочих семей, переселённых из совсем уж разваливающихся домишек где-то в заводских районах, это было одним из первых удивительных открытий для Алексея, что в квартире, в которой кроме генерала жили только двое его слуг и приезжавший иногда племянник, и которую сам генерал, как поговаривали, называл «своей скромной обителью», может поселиться то ли пять, то ли даже шесть семей, и при том полагать, что живут с невероятным комфортом. Правда, в большинстве из этих семей детей не было, это были или немолодые супруги, иногда даже престарелые, с такими же немолодыми детьми, или сёстры и братья средних лет, только в двух были дети возраста, увы, ещё неподходящего, чтобы стать Алексею и Ицхаку товарищами в играх. Взрослые, надо сказать, довольно скоро свели знакомство с соседями, порой приходили слушать игру Миреле и Леви и очень хвалили, старушки величали доктора ангелом небесным за то, что опекает немощных сирот, в глаза и за глаза. Под квартирой Аполлона Аристарховича располагалась хлебная лавка, сейчас работающая с перебоями из-за нерегулярности хлебных поставок, а под квартирой их соседей - книжная лавка, которая и вовсе стояла сейчас закрытой, потому что владелец куда-то исчез и его никто не мог найти. Во втором подъезде в соседствующей с их квартире жило и раньше немаленькое семейство какого-то покойного военного чина, теперь к ним переехали ещё родственники из Ярославля, эти, кажется, от такого компактного проживания были уже не очень-то в восторге, но куда деваться - так дешевле. В той семье, как он знал, было минимум двое детей их возраста, но близко знакомы они с ними не были, знали только, что зовут их Артур и Лизанька. Кажется, и во дворе играющими он их не замечал. Лизанька иной раз сидела на балконе, слушая фортепианную игру из соседней квартиры и грустно вздыхая, пока её под каким-нибудь предлогом не загонял назад в квартиру Артур. Семья вообще, как обнаруживал постепенно Алексей, держалась отчужденно от соседей, большинство из которых не были исконными обитателями этого квартала, видимо, окружённость рабочим сбродом и семьями мелких партийцев их очень травмировала. «Эти люди глубоко в своём несчастье, - странно изрёк однажды Аполлон Аристархович, - не будем им в этом несчастье мешать». К этой мысли, сперва показавшейся жестокой, потом пришёл и Алексей, когда предложил помочь одной из соседок оттуда собрать выпавшие из рук свёртки с продуктами, а она шарахнулась от него, как от чумного. Считают себя исключительными - что ж, пожалуйста.
Ребятню из соседних домов, прочно оккупировавшую двор, они знали, конечно, не всю, потому что сами в их шумных, подвижных играх принимать участия не могли. Алексей узнавал и здоровался с Андреем, Лукой и двумя Иванами, Ицхак говорил, что есть ещё два Ивана (интересно, как они между собой друг друга отличают?), Пётр, Матвей, Александр и Илья. «Уже хотя бы в том, что мы называем их вот так, по полным именам, чувствуется наша оторванность от них» - сказал как-то Ицхак. Вроде бы шутка, но с немалой долей правды. Что поделаешь, им слишком сложно было бы взаимодействовать с живыми, подвижными здоровыми мальчишками, которые даже согласно вместе что-то устраивая, всё время толкались и роняли друг друга, а время от времени затевали драки - роскошные такие, с синяками, разбитыми носами и иногда выбитыми зубами, и при том не обязательно по большой злости, а просто от переполнявшей юные тела энергии. Алексею только представлять оставалось, как же ощущаются синяк или ссадина нормальным, здоровым телом - как удовольствие, что ли?
Деревьев во дворе росло вообще очень много. Это, законным образом, приводило к тому, что клумб было мало, потому что не каждый цветок будет любить тень. Небольшие свободные, исключительно солнечные участки, конечно, были, но попытки разбить в них клумбы ни к чему не привели - то всё дело портили комнатные собачки, выбирая именно эти места для своих игр и копаний в земле в поисках воображаемых косточек - такой конкуренции цветы, конечно, не выдерживали, то кто-нибудь из ребят попадал туда мячом, снося половину свежевысаженной рассады, то кто-нибудь из бабулек, рассеянно шествуя через двор, приходил в себя только на середине злосчастной клумбы, когда удивлялся, чего это ступать-то так мягко. В общем, какая разница. Сочная густая травка, на которой с упоением валялись собаки, да и людям посидеть бывало приятно, украшение для двора не худшее, чем розы, георгины или чего там ещё. Алексею было даже немного неловко ступать по этому роскошеству ногами, сейчас она хотя бы уже поблёкла в ожидании осени, а какова она, наверное, по весне, в начале лета…