Приёмыши революции (СИ)

Алексей похолодел от понимания, что в случае соблюдения «формы» испытания ему придётся переводить Яну условия… на язык, которого он совершенно не знает. Как он будет объяснять? Но Ванька оказался не сторонник формализма. Он просто увеличил для Алексея количество банок, которые требовалось сбить - благо, стрельбище их позволяло разместить до двадцати в ряд, Алексей, радуясь тому, что рогатку в жизни держал в руках не раз (вместе с Анечкой стреляли по яблокам, свисающим на ветке достаточно низко, чуть не выбили некстати вывернувшему туда дядюшке, великому князю Павлу Александровичу, глаз, в ужасе бежали и долго прятались - а смысл? Кто, кроме них, там в тот момент мог быть?), сбил десять и остановился - мог бы, может быть, больше, самого азарт охватил, но решил, что будет нескромно. Да и дальше может так не повезти, и силы лучше приберечь… Верёвка - это вот посложнее. По верёвочным лестницам он, было дело, в периоды наиболее хорошего своего состояния лазил, но не слишком высоко, высоко бы и не получилось - либо успевал прибежать дядька, выговоров себе более категорически не желающий, и нежно стягивал за ноги обратно на грешную землю, либо стоящая на стрёме Анастасия предупреждала о появлении оного. Так что большими навыками своими в этом деле он хоть как похвастаться не мог. В общем-то, если б не младшая пара из его сестёр, он бы много чего не умел, старшие были всё же более серьёзны и более склонны помогать родителям предупреждать всякие нежелательные для больного ребёнка забавы, а какие и допускали - старались, чтоб проходили под их бдительным контролем.

Аполлон Аристархович, разумеется, неуёмно радоваться долгому отсутствию приступов и отмечать эту радость совершением геркулесовых подвигов питомцам запретил строжайше, но каждое утро организовывал всех на выполнение минимума физических упражнений - всех, даже Миреле, укрепление мышц, говорил он, полезнейшее для них дело, первым подавал пример, приседая, отжимаясь и делая наклоны, из солидарности (возможно, что и добровольно-принудительной) занималась и Анна, когда по утрам бывала у них, свободна была лишь по возрасту Лилия Богумиловна. На то и был расчёт сейчас - всё же Алексей в этих упражнениях некоторые успехи имел, несколько превосходя порядком ленивого Ицхака.

О том, что любой другой на его месте мог бы позволить себе соскользнуть, сорваться - ну, ушибиться, ну, уйти осмеянным, но не он, ему, Господи Боже, упасть просто НЕЛЬЗЯ - он старался не думать. Так ведь, наверное, действовал бы на его месте Ицхак? Просто не думать о том, что может случиться и плохое, не допускать страха. Не думать - «если я доберусь до верха», а - «когда я доберусь до верха»… Это ведь на самом-то деле не так и высоко. Всего-то уровень второго этажа. Доберётся, ещё влезет на ветку, посмотрит на них сверху таким вот взглядом, как птицы на людей смотрят, и потом неспеша будет слазить… Если не ужасать себя сразу всем масштабом задачи, а понемногу вот так… как с учёбой, никто не требует ведь всего и сразу, на то и есть учебная программа - один урок, другой…

- Слышь, слазь, не надо до конца, - донеслось снизу, - там, наверху, верёвка плохая шибко… Ну, грязная она…

Алексей потом уже подумал, что объяснение неуклюжее. В тот момент он слишком рад был этому неожиданному облегчению - что не надо уже думать, хватит ли сил в его дрожащих напряжённых руках ещё вот на столько, и столько, и ещё столько, а думать надо только о том, как спуститься. И уже совсем потом он узнал, что кто-то из ребятишек вдруг опомнился - этот мальчик ведь воспитанник доктора со второго этажа, а они там все какие-то недужные (что именно за недуг - никто, конечно, не знал, знали только, что недуг серьёзный и, кажется, смертельный) и как бы им не пришлось перед доктором, а то и вообще перед властями очень серьёзно отвечать…

- Что далее - игра?

- Ну, если за интерес, давай, сыграем. С кем захочешь - со мной, Шуркой, Матюшей… Так-то мы тебя, считай, уже приняли, ты парень смелый, а это главное. Всякое там сколько, и докуда… Доверху и я, бывало, не долезал. По первости, конечно, сейчас-то я бы и на любую колокольню залез, если привязать к кресту верёвку…

- Тебя как зовут? - спросил тот, что в завязанной под грудью рубашке.

- Антон.

- Антоха, значит… а его?

- Ян.

- Это, стало быть, считай, ещё один Ванька у нас… Ну, значит, я Шурка, это Матюша, это Колька, это вот тоже Ванька, мы его, чтоб отличать, зовём Мякишем, он по фамилии Мякишев…

Так, разговаривая, отошли понемногу во «внешние» кусты. Ян привстал на цыпочках и пригнул к себе веточку с уже довольно спелыми гроздьями.

- Эй! Не трогай! Ядовитые! Антоха, ну, переведи своему брату, нельзя это есть, это волчья ягода!

- Ничего не волчья, - удивился Алексей, - её есть можно, это я точно знаю. Это же черёмуха.

- Да ну рассказывать будешь! Мы тут что, черёмуху сроду не знаем?

- Однако же это черёмуха. Просто сорт редкий, вот и выглядит необычно.

В доказательство своих слов Алексей сорвал ближайшую к нему кисточку и методично обобрал губами. По собранию пронёсся возбуждённый гомон.