Приёмыши революции (СИ)

- Хотя поспела ещё не вполне…

- Ты смотри… надо же… сожрал…

- Говорю ж, никакая она не волчья. Да и вон те - они не ядовитые тоже, просто невкусные. Как они называются, я забыл, только точно не ядовитые. А это - черёмуха, уверяю. Подождать ещё неделю, быть может, и можно есть… Только вы веток старайтесь не ломать… А то на будущий год самим обидно будет… - это, увы, Алексей и Анастасия узнали однажды на собственном опыте. Единственная ветка их любимой из яблонь свисала достаточно низко, так угораздило же их именно её и сломать… Понятно, что яблок им, если будет надо, достанут и принесут, но это ведь не то же самое, что самому сорвать…

Они окончательно выступили из-под ветвей - Ванька, который просто Ванька, а не Мякиш, видимо, тут старший и главный, оглядывал куст, оценивая его, видимо, как неожиданное приобретение их сообщества, и Алексей увидел, что от дома к ним бегут Лилия Богумиловна вместе с матерью Яна. Ян, подпрыгнув, повис у матери на шее, а отпустив, тут же устремился к кому-то за её спиной, выступившему из-под отдельно стоящих деревьев. Алексей только охнул, узнав человека, которого сейчас крепко обхватил ручонками Ян. Выходит, это вовсе и не сон был…

- Ох вот ни черта ж себе… - присвистнул кто-то сзади, - ты чего сразу не сказал, что это ваш отец?

========== Сентябрь-октябрь 1918, Алексей ==========

Сентябрь-октябрь 1918

С тихим, лёгким сухим стуком облетали листья с деревьев за окном. Шшурх - ещё один оторвался от ветки, ударился о стекло, сполз по карнизу. Алексей думал о том, что именно так, наверное, звучит время. Обычно сравнивают с шорохом песчинок в песочных часах, но песочных часов у него не было, был только тихий стук-шорох за окном - где секунды, минуты, часы отсчитывали бессильно падающие листья, прощающиеся с летом и жизнью, но ему думалось о часах обычных, тикающих, оставшихся там, за тысячу вёрст от него… Нет, наверное, конечно, не оставшихся, их либо привезли с большей частью вещей в Москву, либо с меньшей частью бросили в костёр, не спрашивал же он бы о них. Но кажется - что они там, именно там, по-прежнему равнодушно, безжалостно тикают, они ведь не останавливались больше после ремонта, с чего бы им останавливаться теперь? Что им кровь, что им огонь и сырая могила, и свист пуль и взрывы гранат. Они тикают, а людям кажется этот звук таким мирным и приятным, ведь они не понимают, что такое время. Что такое отмеряемые, отбираемые по капле дни и минуты жизни, счастья…

Он так ждал вестей. И так боялся, что никаких вестей не будет. По-настоящему бояться ему не приходило в голову…

Больше бояться нечего, нечего ждать. Хотя это не так, конечно, говорил и Аполлон Аристархович, когда зашёл к нему перед сном. Живы сёстры… Живы ли? Или, может быть, больше никого у него нет на этом свете?

Он не слышал - точнее, разобрать не мог из-за закрытой двери, что отвечал Аполлон Аристархович Ицхаку по поводу так и не вышедшего из комнаты Алексея, но как-то ведь убедил его не заходить, пока не стоит, после, после…

С каждым ребёнком это однажды случается - когда он задаётся вопросом, неужели мама и папа когда-нибудь умрут. С каждым, но не с ним. Он точно был уверен, что умрёт раньше.