Приёмыши революции (СИ)

- Сам посуди. Дожить до таких лет при таком-то недуге. Иметь, пусть и не при себе сейчас, близких людей… Сперва - когда о тебе сказали, что ты сирота, я думал, что ты куда несчастней нас с Леви, если тем более твои родители отказались от тебя из-за твоего недуга, а не умерли, когда ты был младенцем. Но по твоим слезам сейчас я подозреваю, что если ты и не жил с ними долгое время, то по крайней мере знал достаточно хорошо и любил… Иметь кого любить - великое счастье, оно куда важнее, чем здоровье. И наконец, то, что ты здесь, хоть твои родные и убиты как преступники, о твоей судьбе позаботились… Если уж на твоём пути встретился… Никольский…

- Его не так зовут на самом деле, - дёрнулся Алексей.

- Да знаю я, - ответил Ицхак.

Это было ещё одним шоком.

- Знаешь? Хотя да, почему бы и не знал…

- Мы ведь с ним знакомы ещё до тебя, я думал сначала, ты знаешь… Когда-то Аполлон Аристархович очень верил людям… Нет, он и сейчас верит, но тогда очень часто верил людям в том, что они сами о себе говорили, и судил по тому, что внешне они производили впечатление благородных, порядочных людей. К счастью, они не успели глубоко втянуть его в свои дела, да может быть, глубоко и не хотели, понимая, что некоторые детали заставят его насторожиться, однако пользовались его помощью, и этого оказалось достаточно, чтобы привлечь к нему внимание Чрезвычайной Комиссии. И поскольку помощью его они хоть и дорожили, но не настолько, ведь была она мала - они решили пожертвовать им, приписав ему больше, чем он на самом деле делал. Якобы, это он у них осуществлял связь с антибольшевистскими силами за рубежом, какие-то важные бумаги якобы через него шли… Не поленились даже написать несколько писем якобы от его имени, образец его почерка у них был, а он таков, что подделать его не очень сложно… Однако то ли подделали всё же не очень хорошо, то ли спутались в каких-то показаниях, за что-то ведь зацепились. А чего стоило поверить? Ведь и родственники у него есть во Франции и Голландии, и посылки из-за рубежа он получает - с книгами и журналами по медицине. Если подумать, очень даже удобная схема, чтобы подобным образом сноситься с сообщниками. И что бы было с Аполлоном Аристарховичем - думаю, понятно, а что было б с нами всеми - это вообще хороший вопрос… Но его отпустили, впредь велев друзей выбирать аккуратнее. Тут ещё надо помнить, что никто из них по образованию и прежней своей профессии не сыщик. Отличать правду от лжи только кажется легко, попробуй представить себя на их месте и скажи, сумел бы быть уверен, что не отпустил преступника, не отправил в тюрьму невиновного? После этого он стал к большевикам иначе относиться. Он и теперь, конечно, по убеждениям с ними не совпадает, да и откровенно не очень разбирается в идейно-политических тонкостях, но он говорит: «Нет ничего хорошего, когда лечить берётся недоучка или дилетант, однако когда человек умирает, а вокруг нет ни одного врача, кто бы взялся - слава богу, что берётся хоть кто-то».

- Почему же ты не сказал? Почему не поправлял, когда я называл его Никольским?

- Понял так, что это зачем-нибудь нужно, чтобы его имя с твоим никак не было связано. Зачем и почему - это я тебе хоть и сейчас предположений сотню выдать могу, но до истины вряд ли додумаюсь. Когда после того разговора перед твоим днём рождения понял, что ты не совсем сирота… В общем, знаешь, не сложно было понять, что с твоей семьёй какое-то такое дело связано, что всё там очень непросто…

С середины сентября Аполлон Аристархович устроил, чтобы его воспитанники брали себе задания в ближайшей бывшей гимназии, а ныне красной пролетарской школе. С уровнем было у кого как, в том числе различно и по разным предметам, Леви, например, очень хорошо знал математику, потому что неожиданно, при его художественной натуре, её любил, зато посредственно знал географию, но её, прочем, посредственно знали все - в периоды обострения болезни взирать на карты было ещё сложнее, чем держать в руках какую-нибудь книгу. Сложнее было с Миреле, обычно Лилия Богумиловна читала ей вслух, потом приходил Аполлон Аристархович и беседовал с нею о прочитанном. С историей таким образом получалось очень хорошо, а вот с математикой было совсем плохо - если общий счёт, со всеми бусинками и деталями, Миреле усвоила отлично, то уравнения и дроби шли плохо, да практически никак - она не могла представить, что это такое, и запомнить столько всего тоже было сложно. Аполлон Аристархович обещал достать для неё специальные материалы для обучения незрячих - такие есть, хоть и мало распространены, Миреле, правда, полагала, что не стоит занимать себя ещё и этим - раньше вот слепых вообще редко учили, так что может быть, хватит с неё и этого.

Алексей однажды спросил доктора, нельзя ли как-нибудь вернуть Миреле зрение, или это тоже неизлечимо. Аполлон Аристархович ответил, что наверняка можно, ведь она слепая не с рождения, а ослепла от болезни, когда была маленькой.

- Когда-нибудь научатся лечить и врождённое. Медицина нынче движется вперёд огромнейшими шагами.