Приход № 11 (октябрь 2014). Покров Богородицы

Нельзя не сказать – это была его серьезная государственная, политическая ошибка. Он покинул Ставку, в которой был недосягаем для своих врагов, в которой были сконцентрированы все нити управления страной, во имя того, чтобы оказаться рядом со своей семьей. И тем самым он потерял и свою большую Семью – русский народ, и, как окажется впоследствии, даже свою малую семью, свою жену, своих детей, к которым так стремилось его сердце. Итак, он устремился к своей семье, оказался рядом с ней и, мучительно вместе с супругой переживая свое отречение. Напомню, что Императрица была категорической противницей его отречения, он тем не менее обрел покой.

Многие, включая членов императорской фамилии, были убеждены в том, что Государь некомпетентен в решении сложных проблем, ставших перед страной в годы войны. Некоторые были убеждены, что Императрица, если и не является «немецкой шпионкой», то остается агентом влияния Германии в России. Все эти пропагандистские химеры, усиленно раздувавшиеся оппозицией, исчезли довольно быстро. И нужно отдать должное, как это не парадоксально прозвучит, тем, кто взял тогда под арест Царскую семью и начал проводить следствие по делу Царской семьи, когда Временное правительство образовало Комиссию по расследованию. Наверное, арест Царской семьи тогда еще в Царском Селе 7 марта, когда Императрица была арестована еще до прибытия Государя, спас ее и ее детей от бесчинной расправы революционной черни.

Но когда началось следствие, то неожиданно обнаружилось то, о чем нетрудно было бы догадаться, если бы не обольщение политическими страстями той эпохи. Конечно же, ни Император, ни Императрица не совершали ничего такого, что могло бы квалифицироваться как государственное преступление. Да, могла быть некомпетентность, могла быть человеческая пристрастность, но никаких преступлений они не совершали. Более того, они не совершали, ничего такого, что могло бы уронить их человеческое достоинство. Это поняли даже те, кто пристрастно начинал следствие. Ибо даже их оппоненты – в составе ли Временного правительства, в составе ли следственной комиссии – все-таки были людьми той, старой, России, в которой существовал закон, в которой существовали такие понятия, как честь и порядочность. Временному правительству не удалось отправить царскую семью за границу. Англия не приняла тех, кто был не только их родственниками, но еще и союзниками в страшной Первой мировой войне. А для Временного правительства уже летом 1917 года было очевидно, что высокопоставленные узники не являются преступниками, а являются честными русскими людьми, честными гражданами России.

Период заточения в Царском Селе, в их родном Александровском дворце, где были прожиты самые счастливые годы их жизни, мог бы остаться в истории России досадным курьезом, который мог лишь подорвать репутацию бескровной Февральской революции и Временного правительства – если бы Царская Семья оказалась освобожденной.

Но маховик революционного безумия набирал обороты. И все менее и менее способный повлиять на ход событий министр-председатель Александр Федорович Керенский, вполне профессиональный юрист, который прекрасно понимал в это время всю лживость возводимых на Государя и Государыню обвинений, не нашел другого выхода, кроме как отправить царскую семью в казавшуюся спокойной и умиротворенной русскую глубинку. Действительно, о каких революционных волнениях можно говорить в Тобольске? Керенский не взял на себя ответственность сказать России правду о Царской семье, а предпочел отправить ее куда-то подальше, в ожидании, что по степенно разбуженные в том числе и при его активном участии революционные страсти со временем успокоятся.

Царская семья оказалась в Тобольске в августе 1917 года, и это был, уже не такой спокойный и мирный, как период заточения в Александровском дворце, но все-таки еще достаточно стабильный период их заточения. Да, они со слезами покидали родное Царское Село, но сначала и в Тобольске их еще не покидало ощущение, что им ничего не угрожает. Они даже чувствовали, что неприязнь, которая подчас исходила от охранявших их людей уже ушла. Иногда даже те люди, которые несли обязанности по охране Царской семьи, как, например, полковник Кобылинский, переехавший вместе с ними в Тобольск, становились для них близкими людьми.

Положение стало меняться в сентябре 1917 года, когда в Тобольске появились направленный Временным правительством, комиссар и его помощник, которые должны были определять режим заключения. Комиссар Панкратов, революционер, немало лет проведший в заточении, был, по характеристике Жильяра, «добрым и мягким сектантом-фанатиком», который, например, был искренне поражен высоким духовным настроем религиозной жизни Царской семьи. Но его помощник Никольский был уже революционером иного типа, того самого типа, которому и суждено будет победить.