Приключение. Свобода. Путеводитель по шатким временам. Цивилизованное презрение. Как нам защитить свою свободу. Руководство к действию

Но не только свертывание колониальной империи, а с тем и потерю силы и влияния пришлось пережить Западу в XX веке. По нарциссическому автопортрету центра мировой цивилизации поползла глубокая трещина. «Великая война» 1914—1918, как именовали Первую мировую вплоть до 40-х годов, явила Европу уже не как недосягаемую культурную державу, а как очаг шовинизма и технологического варварства – поля Европы до глубины пропитались кровью миллионов солдат. Вскоре Великая война по необходимости была перекрещена в «Первую мировую»: Вторая оказалась еще ужаснее своей предшественницы, она стоила жизни гораздо большему числу людей, среди которых преобладало гражданское население. Европа десятилетиями с огромным трудом пыталась вписать эту катастрофу в общее представление о самой себе. И в первую очередь это относится к зачинщице бедствия Германии. Если также принять во внимание, что студенты Гарварда, Оксфорда и Йельского университета еще в 20-е и начале 30-х только и мечтали о Тюбингене, Гейдельберге и Берлине, где преподавали многие лауреаты Нобелевской премии, то станет окончательно ясно, что в 1945 году Германия была не только физически разрушена бомбардировками, но и потеряла статус ведущей культурной державы. Многие видные немецкие ученые эмигрировали в США. Перед разделенной надвое страной стояла не только задача восстановления экономики, но и необходимость осознанного преодоления преступлений, совершенных нацистами. Историк Тони Джадт убедительно показал[119], что Германия вовсе не была единственной страной, которой пришлось осознавать свою национальную вину: для Франции это был вишизм и коллаборация с нацистами при уничтожении французских евреев, для Италии – собственное фашистское прошлое и союзничество с Германией, для Австрии – восторженное приятие аншлюса, Нидерланды также запятнали себя коллаборационизмом, Польша – убийством миллионов евреев еще во времена оккупации. Этот список можно продолжить. Ко всему этому нужно добавить, что западноевропейские страны не своими силами сбросили с себя ярмо национал-социализма, для этого понадобилась помощь Америки.

Европейский континент как целое предстал перед кардинальным вопросом: если Кант, Гете, Шиллер и Бетховен не смогли уберечь нас от воцарения нацистов, а офицеры СС услаждали себя фугами Баха, если Декарт, Расин, Вольтер и Виктор Гюго не помешали режиму Виши и если оказалось мыслимым, что Данте, Микеланджело, Монтеверди и Пуччини как-то ужились с Муссолини, то какие же у нас основания приписывать западной культуре какую бы то ни было высокую ценность? Ведь по замыслу гуманистический образовательный идеал – это не просто статусный символ высших слоев общества; западная высокая культура от Платона до Брамса была призвана не только развивать людей интеллектуально и эстетически, но и воспитывать в них нравственное начало[120]. И неслучайно британцы – с долей самолюбования – говорили о «бремени белого человека», видевшего свой долг в том, чтобы осчастливить «дикарей» плодами западной культуры. Даже Джон Стюарт Милль, один из крупнейших мыслителей либерального толка, возражал против снятия британского господства в Индии, поскольку считал, что ее население не сможет своими силами поддержать тот цивилизационный уровень, на который англичане подняли эту страну. После 1945 года эта взятая на себя европейцами внешне самоотверженная миссия была окончательно дискредитирована как фальшивый повод для политической и экономической эксплуатации других стран: белый человек оказался хуже всякого зверя.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ И РОСТ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОРРЕКТНОСТИ