Приключения бригадира Этьена Жерара

Хотя величайшее бесстыдство иногда оказывается величайшей мудростью, но скромностью, однако, никогда не следует пренебрегать. А я чуть было за эту нескромность не поплатился.

В'ехав в линию боя, я продолжал скакать вперед, крича «генерал Блюхер!» Вдруг какой-то прусский офицер-улан, схватил мою лошадь за повод и указал на кучу людей, стоявших около горящего дома.

— Вот генерал Блюхер! — крикнул он. — Живее передайте ему вашу депешу!

Действительно, совсем недалеко от меня стоял тот самый свирепый старик с седыми усами, которого я видел в трактире, но тут я решил несколько изменить тактику. Вспомнив имя генерала, командовавшего прусским авангардом, я крикнул:

— Генерал Бюлов!

Улан выпустил из рук повод, и я помчался вперед, крича:

— Генерал Бюлов! генерал Бюлов!

Таким образом я промчался через об'ятую огнем деревню Плансенуа, обогнал две колонны прусской пехоты, перескочил через забор, сбил с лошади саблей налетевшего на меня гусара и, расстегнув пальто, чтобы показать своим гусарскую форму, влетел, как сумасшедший, в местность, занятую корпусом Лобо.

Этот корпус медленно отступал под напором прусского авангарда. Я хотел, было, помчаться вперед, чтобы поскорее присоединиться к штабу императора, но остановился и в ужасе застыл на месте. Внизу, в глубокой долине Ватерлоо, стояли жалкие остатки наполовину уничтоженных, разбитых и истомленных полков, а на земле лежала буквально целая армия убитых и раненых людей. По склонам холмов, занятых английскими войсками, видны были сплоченные ряды наполеоновской старой гвардии. Увидав эти железные ряды, я понял, что император, подобно отчаянному игроку, ставит все на последнюю карту.

А гвардия поднималась все выше и выше… Ее осыпали пули, ее уничтожали орудийным огнем, но гвардия шла вперед. Словно могучая черная волна морского прилива, катилась вперед старая гвардия. Еще момент, и эта волна захлестнет английские батареи…

Волнение мое достигло высшей точки.

Гвардия колебалась на одном месте. То она подвигалась вперед, то отступала назад… Гвардия уже перестала наступать… Ее задержали… Потом ряды ее начали расстраиваться. О, ужас! Гвардия отступает!

Вокруг раздались крики гнева и отчаяния:

— Гвардия разбита! Гвардия разбита!

— Спасайтесь! Спасайтесь, кто может! Нас предали! Измена, измена!

— Спасайся, кто может! — кричали со всех сторон.

В эту минуту я глянул вверх, на холмы, занятые англичанами, и увидел, как вся английская армия ринулась вниз в долину и стала преследовать гвардейцев.

Все было кончено. С одного конца нашей армии до другого пронесся вопль агонии. Так погибают беззаветно-храбрые люди, потерявшие надежду, последнюю тень надежды. Это был какой-то кошмар…

Я был унесен этим диким потоком, как соломинка по реке, но все же помнил о том, что должен разыскать императора.

Есть старая пословица, гласящая: «когда французы нападают, они храбрее всех мужчин, а когда отступают, хуже всех женщин». В этот злосчастный день я убедился в истинности этой пословицы!

Благодаря своей великолепной лошади, я скоро выбрался из толпы беглецов и, миновав Женанн, нагнал императора с остатками штаба. При нем находился Сульт и, кроме того, Друо, Лобо, Бертран и пять стрелков гвардии. Лошади едва двигались от усталости.

Оглянувшись кругом, я увидел, что нигде не видать французских солдат. Мы далеко обогнали нашу армию и защищать нас в случае опасности было некому. На Сульта, Бертрана и Лобо я не надеялся. Правда, это были люди талантливые, но для рукопашной схватки они совсем не годились.

Когда я сообразил, в каком беспомощном и безвыходном положении мы находимся, меня охватила тревога и начала трясти лихорадка. Взглянув на далекую гору, я увидал то, чего больше всего боялся.

С горы спускались девять прусских всадников. Граф Штейн великолепно исполнил данное ему поручение.

— Ваше величество, это пруссаки! — закричал я.

Все вздрогнули и стали глядеть вдаль. Император первый нарушил молчание.

— Кто говорит, что это пруссаки?

— Это говорю, ваше величество, я, Этьен Жерар!

Наполеон вспылил. Такой уж корсиканский характер у него был, что он накидывался на человека, приносившего ему неприятную весть.

— Вы всегда были шутом! — зашипел он. — Кричит, что это пруссаки! Рассудите сами, деревянная голова, как могут ехать пруссаки из Франции? Очевидно, вы потеряли и тот остаток мозга, какой у вас был.

На мгновение девять всадников остановились и начали к нам присматриваться. Затем с криком торжества они помчались прямо на нас, поняв, что добыча находится в их власти.

— Ваше величество, он прав! — воскликнул Сульт, — это действительно пруссаки!

Все растерялись, но я, о, друзья мои, я был великолепен! Я был холоден и ловок, убийственно хладнокровен, чертовски сообразителен и готов на все! Он назвал меня деревянной головой и шутом. Я ему отомстил! У Наполеона нехватило ума, чтобы спастись, а Этьен Жерар спас его, благодаря своему уму и храбрости.