Приключения Джона Девиса

Я погрузился в эти золотые мечты, как вдруг дверь отворилась, и мне доложили, что Константин ждет меня к обеду. Я был очень рад, что он не пришел сам, потому что тогда застал бы меня у окна и, верно, догадался бы, кого я там высматриваю. К счастью, пришел один из его мальчиков-слуг, который жестами объяснил цель визита, но я легко его понял и тотчас направился за ним в сладостной надежде, что увижу за столом и обладательницу хорошенькой ручки.

Я ошибся. Константин и Фортунат одни ждали меня за столом, накрытым по-европейски, хотя обед был совершенно азиатский. Когда мы сели, на столе уже стояло блюдо, на котором горка риса возвышалась одиноким островком среди моря кислого молока, по сторонам красовались две тарелки с яичницей и два блюда с отварными овощами. Затем подали вареную курицу, жареную телятину, семгу и каракатицу с чесноком и корицей – всеми любимое местное блюдо, которое сначала показалось мне отвратительным, но к которому, однако, я быстро привык. Потом принесли десерт – апельсины, фиги, фисташки и гранаты. Наконец, подали кофе и трубки.

За обедом мы разговаривали о разных вещах, и ни Константин, ни Фортунат ни разу даже не намекнули на то, что меня так занимало. Когда мы выкурили по три или четыре трубки, Константин спросил, чего мне больше хочется – поохотиться на зайцев и перепелок, которых на острове очень много, или осмотреть развалины. Я выбрал последнее, и он велел оседлать лошадь, приготовив конвой и проводника.

Приказ седлать лошадь показался мне довольно странным – остров был всего-то двадцать миль в окружности. Я удивлялся, что Константин и Фортунат – люди крепкие и привычные к труду, – не могут пешком обойти свои владения. Несмотря на это, я принял предложение Константина и спустился с ним в первый двор; Фортунат был еще слишком слаб и с трудом ходил. Через несколько минут привели лошадь. Это был один из тех красивых коней, порода которых, воспетая Гомером, жива и поныне. Но конюх ошибся: не зная, кто седок, он взял женское бархатное седло, алое, шитое золотом. Тут я все понял: лошадей держали для моих таинственных соседок. Константин сказал конюху несколько слов по-гречески, и тот мигом сменил седло.

Было уже два часа пополудни. Объехать весь остров я не успел бы, и потому нам предстояло осмотреть руины одного из четырех могущественных городов, которые некогда здесь стояли, – Картеи, Песса, Кореза и Вули. Я выбрал Картеи, родину поэта Симонида.

Кеос славится во всей Греции своим шелком, притом остров весьма хорошо возделан, и его склоны покрыты виноградниками и плодовыми деревьями. Впрочем, кеоты унаследовали от предков отвращение к движению, из-за этого население некогда настолько увеличилось, что в древности существовал закон, по которому всех жителей старше шестидесяти лет умерщвляли.

Вечер был прелестный, а воздух казался прозрачным. Передо мной высилась гора Святого Ильи. Наконец, я обогнул гору и увидел, как солнце садится за хребтом Парнаса.

Константин и Фортунат ждали меня к ужину. Я нагулял страшный аппетит, а между тем ужин был так скромен, что я стал с тоской вспоминать о семге и каракатице с чесноком, на которые за обедом и не глядел. Мягкие каштаны были самым сытным блюдом, потому что, кроме этого, были поданы только кислое молоко и фрукты. К счастью, оба моих товарища, как и все жители Востока, ели очень мало, и потому я по крайней мере мог вознаградить себя за качество количеством. После этого мы выпили по чашке кофе и выкурили по несколько трубок, наконец, Константин встал, и я ушел в свою комнату.

Я давно этого ждал – мне не терпелось посмотреть, ничего ли не поменялось у моих соседок, а луна светила так ярко, что видно было как днем, но я напрасно глядел и ждал – решетки были в прежнем положении. Тут мне вздумалось обойти стены, чтобы посмотреть, нет ли где другого входа, и я вышел на первый двор. Сначала я опасался, что дисциплина здесь – как в военных гарнизонах, но нет, везде было отперто, и я спокойно мог исполнить свое намерение.

Однако как я ни торопился, но не мог не остановиться на минуту, чтобы полюбоваться на прекраснейшую картину, которая предстала перед моими глазами. Внизу лежали город и порт, дальше простиралось море, столь спокойное, что его можно было принять за огромное синее покрывало, натянутое так, что на нем не было ни складочки. Звезды отражались в нем трепещущими огоньками, а за морем, на мрачных берегах Аттики, которые казались облаком, полыхало огромное пламя – видно, горел лес.

Несколько минут я стоял неподвижно, любуясь этой картиной, которой лунный свет придавал необыкновенную таинственность, потом начал свою прогулку вокруг жилища Константина, долго искал дверь, какое-нибудь отверстие, бойницы, через которые можно было бы установить сообщение с внешним миром, но не нашел ничего: все было скрыто за пятнадцатифутовыми стенами. Я взбежал на гору, надеясь, что, может быть, сад виден оттуда, но обманулся в этой надежде и, разочарованный, вернулся в свою комнату.