Приключения филистимлянина из Ашдода сына Хоттаба

Гассан снова поспешил остановить его. Ему было не интересно, что он там лопочет. Единственное, что он хотел узнать, – что это еще за охоту придумал брат. Уж не охота ли на зайцев или лис? У него не было никакого интереса до убивания зверей ради забавы. Но, подумав, что тот лишь начнет повторяться, вероятно, действительно из-за того, что он ничего не знает, подивившись неосведомленности дворни, указал чтобы тот продолжил свой путь.

– Веди давай! – скомандовал везерь.

Фивы

Город Но являлся столицей Долины Тростника Та-шемау, городом двух древних колоссальных статуй, как еще его называли про себя люди, жившие в других землях, бывавшие в Мисраиме, путешествуя там или бывая по необходимости.

Утренний пейзаж дворцового здания, переименованного в Сим Бэб Хакхор Ра в этом септе, имел внутренние большие помещения с коридорами, разводящимися в разные стороны, заканчивающиеся комнатами.

Солнце освещало огромные расписанные цветами наружные колонны здания, словно пытаясь пробиться в темные проемы залов. Поспевая за ранними лучами, словно радугой переливались красками разные самоцветы, выложенные на стенных рисунках так, будто рассказывая каждое утро одну и ту же историю о древних прародителях египетского народа.

Таким образом свет, попадавший на ладонь нарисованного Септ Птаха, первейшего божества Египта, державшего на руках цветок с лучепреломляющим александритом. Направляя лучи от утреннего солнца, он передавал свет по другим самоцветам: гранатам, сапфирам, турмалинам или бастнезитам, а те, в свою очередь, под лучами наступающего диска солнца – другим драгоценным камням. Заканчивали панораму небольших размеров шпинели, представляя тем самым истории о сотворении мира. На изображении фрески во всю стену Птах передавал жизнь своей жене, а та, в свою очередь, определяла смысл бытия, тем что, разделяла огонь на свет и для жилищ, обозначая это на панораме людьми занимающихся своей деятельностью как наследием.

В это утро редко кто появлялся на террасе. На колоннаде террасы были установлены блоки с выгравированными на них орнаментами с символами и рисунками. Спустившись по широким ступеням, которых насчитывалось пять штук, открывлся обзор аллеи с многочисленными фигурами из песчаника или гипса. В основном это были статуи баранов и издревле выстроенных здесь сфинксов, которые сопровождали шедших вдоль них по прямой дороге аллеи, которая, в свою очередь, разбивалась на пути, ведущие к другим парковым сооружениям, бассейну, паркам, к культовой оранжерее.

Нефертатонптах в это утро первой появилась на террасе здания.

Еще два года назад она не знала, как ей забрать трон у жрецов. Сейчас, во время третьего месяца восходов, как никогда лучше она им владела, повелевая Верхним Египтом обоснованного с давних времен областей, как и теперь, сохранившимися древними городами с его административными делениями. Ныне при правлении Нефертатонптах и ее мужа, септы называли номами по направлению от эллинистического нового прагматизма. В память, отдавая дань своему покровителю Гассану Абдуррахману ибн Хоттабу, изменившему их и свою жизни.

Солнце восходило на востоке, с Машрика, места, обжитого разными племенами, в том числе и теми, которые предпочитали кочевой образ жизни, зачастую весьма не спокойный характер.

Нефертатонптах спустилась по лестнице навстречу восходящему диску солнца в культовую часть ассамблеи парка. Сейчас ее мысли были заняты не политическим анализом об окружающих в ее царстве, а тем, кому она поклонялась в действительности. Атон единственный бог был в ее представлении. Но скрыть поклонников своего предка Аменхотепа Четвертого, посвятить себя единобожию она не решалась. Много препятствий могли бы учинить ей жрецы и поклонники многобожия. Это каста, у которой руки были еще свободны на ее новое царство и ее власть. Но, не имея большей силы, что была прежде до гибели их главного жреца. Однако Нефертатонптах понимала, что держать все царство Египта ей одной просто не в силах.

Среди жителей Нила нашлось бы свыше многих тысяч недоброжелателей и завистников. Царица была сдержанна в своей воле. И все же сейчас, выйдя на террасу, где тишина сливалась с вдохновением рождающегося дня, этому короткому моменту времени она предпочла мольбам Атону, когда тут сотни лет назад так же поклонялась ему ее прабабка Нефертити.

– Мой господин, – едва шептала она, – благодарю тебя за возможность мне вновь управлять государством. Без твоей помощи мне бы ни за что…

Ее молитвы прервал голос мужа:

– Нефертатон… госпожа моя, что ты там делаешь в одиночестве? Молишься? – позвал ее царь, также поднявшись рано.

Нефертатонптах остановилась, но на ее лице было умиротворение.

– Несер, почему так рано встал? – спросила она.

– Да крики Шешонка никак не дают уснуть, – зевая, ответил ее муж. – Я тут вспомнил, как там Гассан, наш друг и великий чародей? Давно что-то не заглядывал к нам. Уж третий период времени засухи наступил…

– Да, муж мой! – слегка повернув в сторону голову, ответила ему Нефертатонптах. – Третий период засухи без твоего друга переживаем мы.