Приключения Оффенбаха в Америке

Нет, в самом деле! Вспомните, с чего вы начинали! Вашего «Риенци» фон Бюлов назвал «лучшей оперой Мейербера» и был совершенно прав. Собственно, этим и объясняется ее успех в Дрездене после отказа от нее парижской Оперы. Вы же приписали весь успех себе, а неудачи – проискам Мейербера, который был совершенно ни при чём: дирекция Оперы не открыла своих дверей двадцатишестилетнему мальчишке, сидевшему в долговой тюрьме, а публика не высидела бы спектакль, который длится шесть часов, это каждому ясно.

(Вагнер топает ногой.)

Что же касается провала вашего «Тангейзера», это неизбежное следствие вашего упрямого желания стать полной противоположностью Мейербера. Поймите, он богаче вас не потому, что он еврей, а потому что пишет прекрасную музыку и не делает ни долгов, ни одолжений!

(Вагнер становится красным, как рак.)

Припомните: когда вы рассказали сюжет «Тангейзера» Оберу, тот обрадовался, предвкушая красивое зрелище, и обещал вам успех, и что же? Вы репетировали целый год – целый год! Государственный министр граф Валевский, заведовавший культурной жизнью, даже просил директора Оперы напомнить вам, что парижский Императорский театр не имеет себе равных в Европе и его возможности устраивают всех французских композиторов, а также Россини, Верди и Мейербера. Вас вообще не пустили бы в этот театр, если бы не заступничество Меттернихов перед Наполеоном III. В вечер премьеры публика скучала, вас освистали, причем не только клака[16]. И зря вы обвиняли во всём продажную прессу и оскорбили Берлиоза, который якобы написал плохую рецензию за браслет, подаренный Мейербером его жене. Мой приятель Вольф, журналист из Фигаро и уроженец Кёльна, никаких браслетов не получал и был вполне объективен: «В ужасно скучном произведении, которое я услышал, есть настолько красивые места, что надлежит закрепить их в своей мысли, чтобы идти в ногу со временем», – вот что он написал после премьеры, на которой я тоже был и могу подтвердить его слова насчет скуки. Всего три представления вместо восьми после того, как вы целый год мучили оркестр и артистов! Обер потом клялся всеми святыми, что никогда не говорил, будто Вагнер – это Берлиоз, только без мелодии. Конечно, не говорил! Это сказал я.

(Вагнер тычет пальцем в Оффенбаха.)

Ах да, разумеется! Евреи не могут писать хорошую музыку, их интересуют только деньги! Я слышал, эта ваша брошюрка пользуется в Германии большим спросом среди других неудачников! Во Франции над ней могут только посмеяться – кстати, это единственный способ, каким вы способны развеселить публику.

(Вагнер мрачнеет.)

Да-да, вспомните ваш хор для водевиля «Спуск от заставы Куртий», который должен был звучать в финале, сопровождая пантомиму! То, что вы нагородили, было невозможно петь, поэтому пантомима прошла под сопровождение оркестра, труды либреттистов пропали даром, хористы не получили жалованья. А вот когда я написал «Рейнских русалок», вторгнувшись в вашу епархию немецких романтических легенд (либретто, кстати, сочинил Шарль Нюиттер – ваш поклонник и переводчик «Тангейзера»), репетиции в венском придворном театре Кернтнертор заняли меньше месяца, на премьере меня вызывали один раз после первого акта и по три раза после двух остальных, так что Эрминии, приехавшей из Парижа, не пришлось сгорать со стыда, совсем наоборот. Хор эльфов вызвал восторженные похвалы; аллегро до мажор из балета, в котором скрипки подражают гудению шмелей, сочли великолепной находкой. Ваших же «Тристана и Изольду» Венская опера ставить отказалась после семидесяти семи репетиций, которые окончательно свели с ума беднягу Алоиза Андера, мир его праху, лишив меня (и всё человечество) великолепного Франца[17].

(Вагнер бормочет немецкие ругательства.)

Вы бросили вызов общественному мнению и тонкому вкусу, вот и весь ваш вклад в искусство.

(Оффенбах отворачивается от Вагнера.)

Простите, господа, я отвлекся и позабыл, что вам-то это совсем не интересно, вы ждете продолжения рассказа об открытии выставки. Wenn Sie mich entschuldigen würden… Бр-бр-бр. Миль пардон!