Приключения Оффенбаха в Америке

Вы в самом деле хотите это знать? Ну что ж, я не люблю печальные истории, однако не имею права их скрывать.

Два государственных переворота, один из которых вернул Республику, а другой – Империю, не произвели столь сильного впечатления на парижан, как переворот декабря 1854 года, изгнавший Мюзара из Оперы. Кто его сменил? – спрашивали все друг у друга. – Тольбек, Маркс, Арбан, Босио, Буске, Дюфрен, Лоран, Ривьер? – Штраус!!!

Это был вовсе не венский Штраус, как все подумали сначала, а страсбургский еврей Исаак Штраус, который поневоле воспользовался чужой славой, хотя знал себе цену и не желал выдавать себя за другого. Скрипачом он был ниже среднего; глядя на его игру, казалось, что он бьется в эпилептическом припадке, но его вальсы были чудесны, польки прекрасны, а некоторые польки-мазурки – просто маленькие шедевры. Как дирижер он сменил Тольбека на придворных балах Луи-Филиппа и в Зимнем саду на Елисейских Полях; во время революции сорок восьмого года играл со своим оркестром на республиканском празднике в Версале; наконец, снискал известность и достаток, ублажая курортников в Виши, и сочинил Имперский марш, который принес ему благосклонность Луи-Наполеона. Я тоже не могу сказать о нем ничего плохого: в декабре пятьдесят восьмого года он открыл Балы в Опере кадрилью из мелодий моего «Орфея»; зал бесновался и пел (как попало) вместе с оркестром. А Мюзар… Мюзар сделался мэром поселка Отёй между Парижем и Булонью и в апреле умер.

Жюльен последовал за ним через год. Он мог бы жить без забот на доходы от своих кадрилей, полек и вальсов, но замахнулся на оперу и вложил все свои деньги в роскошный зал на Друри-Лейн, куда он выписал Берлиоза, а также несколько лошадей для постановки своего «Петра Великого». Всё это вместе обернулось грандиозным провалом; Жюльен бежал в Америку, о чём я уже рассказывал, вернул себе успех и деньги, снова разорился в Англии – уже окончательно, отсидел несколько месяцев в долговой тюрьме в Париже, сошел с ума, пытался зарезаться и умер в лечебнице.

Так что перчаток соломенного цвета вы на мне не увидите. Маэстро Оффенбах по-своему оригинален и еще не раз вас удивит, уж поверьте.

Что бы вы сказали, например, при виде такой афиши:

Оффенбах-гарден. 25 июня, в 8 часов вечера

БОЛЬШОЙ

ДУХОВНЫЙ

КОНЦЕРТ

в исполнении

Г. ОФФЕНБАХА

и

БОЛЬШОГО ОРКЕСТРА

Избранные произведения

ДУХОВНОЙ И КЛАССИЧЕСКОЙ МУЗЫКИ

Вход – 50 центов

Идея принадлежала директору зала, который пытался таким образом обойти запрет на концерты в воскресенье. Эти афиши целую неделю провисели на всех городских перекрестках, а я тем временем составлял программу. Вы считаете, что король оперетты ничего не смыслит в духовной музыке? Пфуй, как вы нехорошо обо мне думаете! На свадьбу моей старшей дочери Берты я написал мессу; Анри Дювернуа играл на органе (венчание было по протестантскому обряду), я – на виолончели, а пела Пальмира Вертембер из «Опера-Комик». Но я бы, конечно, не позволил себе заставить публику, отбывшую положенное время в церкви, слушать мессу еще и на концерте! Поэтому я подобрал всё самое одухотворенное и легкое. Получилась просто прелесть:

Deo gratias из третьего акта «Черного домино» – превосходной оперетты Обера на либретто Скриба;

Ave Maria Шарля Гуно (Дюшен пел ее на свадьбе Мими в присутствии автора, но голос можно заменить виолончелью),

мой «Марш монахов» из «Ненависти»,

Ave Maria Шуберта,

Ария Елены из «Прекрасной Елены» (это же молитва, пусть и обращенная к Венере),

«Гимн» из «Орфея в аду» (Гимн обращен к Вакху, но Вакх – тоже божество),

«Скажите ему» из «Великой герцогини Герольштейнской» (это просьба, даже мольба – а значит, сойдет за молитву),

Танец серафимов (да, это полька, но танцуют-то ее ангелочки!),

Angelus из моей старой оперетты «Помолвка при фонарях».

К несчастью, разрешение на наш концерт в самый последний момент отменили, а жаль! Он имел бы большой успех.

Картина шестая: Выставка

С середины июня Восточное побережье накрыла страшная жара, к июлю температура держалась на отметке сто градусов по Фаренгейту, то есть около тридцати восьми по Цельсию. Я спрятал шубу и облачился в свой летний наряд (желтые штаны до колен, ботинки с гетрами, персикового цвета жилет, голубой бархатный сюртук, жемчужно-серые перчатки и зеленая шляпа с павлиньим пером), не выходя на улицу без красного зонтика с длинной ручкой – без него солнце было бы нестерпимым.